Евгений Башкарев - Дедушка, не спи!

— Ты доволен? — спросил я его.

— Да, — он потер красные щеки, не спуская глаз с птиц. — А это самые голодные или самые смелые?

— Не знаю. Наверное, и те и другие.

— Я бы тоже хотел стать птицей, — сказал он. — И научиться летать.

— Я думаю, найдется не мало птиц, которые хотели бы стать людьми. Они могли бы есть в любой момент, — немного погодя, я подумал и сказал. — Хотя мы сейчас тоже… в каком-то смысле птицы.

— Да, — согласился Миша, и мы засмеялись.

Дедушку выписали из больницы в апреле. Врачи запретили ему употреблять спиртное и курить больше двух сигарет в день. Он дал искреннее обещание, что не возьмет в рот ни капли и в первый же день откупорил очередную бутылку. Виски принес ему Паша Мордаков. Я видел эту сцену. Мордак дождался командира роты возле канцелярии, протянул передачку и попросил «подмениться». Мой дед заглянул в пакет и ответил, что, конечно же, найдет «подмену» своему лучшему курсанту. Потом дверь закрылась.

Я не пытался его остановить. Сегодня или завтра, он все равно напьется. После шестидесятого дня рождения в человеке сложно исправить укоренившиеся привычки.

Рома Сантистойков переехал к нам в том же месяце. Благодаря Игорю, он заимел ключи от нашего кубрика гораздо раньше, чем перенес свой чемодан. Я вставлял палки в его колеса, как мог. Нашел лазейку и прикрывался тем, что у него нет разрешения на переселение от командира роты. Сантист побаивался, что я могу поднять шум и изо всех сил давил на Игоря, чтобы тот решил этот вопрос через старшину. Ему было невдомек, что мой дед только и ждaл, когда наш кубрик обзаведется еще одним придурком.

Конечно, в чем-то Сантист был прав и шел на риск. Смена места жительства представляла собой не малый переполох, связанный с тем, что командир очень редко давал на это добро. Для него было удобнее выселить человека на улицу, чем дать переехать в другой кубрик. То была часть программы «воспитания». Ты должен терпеть. Только так в тебе будет накапливаться сила. До поры до времени я справлялся со своей задачей, но натиск старшины роты все же оказался сильнее. Сантист переехал к нам, и жизнь в кубрике стала совсем другой.

Рома Сантистойков жил в городе, но, не смотря на то, что все местные после вновь введенного вечернего построения уходили домой, он и Игорь зависали в кубрике до поздней ночи. Они вместе посещали спортивный зал, вместе ходили на ужин, вместе курили на балконе, рассказывая друг другу о своих девушках. Некоторые истории я слышал по несколько раз, что, впрочем, не мешало ребятам насмехаться над своими приключениями. Особенно интересными истории становились за бутылкой пива. Иногда я даже не мог сосредоточиться над курсовиком, из-за которого всю первую неделю апреля проспал в кубрике.

Это время ничем особенным не запомнилось, если не вспомнить истории ребят. Сантист был шумным и пылким, но первое время он больше смешил нас забавными приключениями в рощах, парках, закрытых двориках, пляжах, дренажных трубах и других местах, куда ему удавалось затащить пьяных подруг. По своим рассказам Игорь был все-таки более привилегирован к романтической любви и заметно отстал от своего друга. Как мне казалось, Игорь вообще не спешил за ним гнаться. Его устраивало то, что у него было.

Первая неделя апреля сменилась второй. Сантист обжился в кубрике, в то время как Игорь почему-то стал уходить в тень. Он покидал роту еще до вечернего построения и приходил утром к занятиям. Многие лекции он прогуливал. Я часто видел его на крыльце учебного корпуса со стаканом кофе и сигаретой. С одногрупниками Игорь почти не общался. У него были другие друзья. Большая часть из них — мажоры с факультета Судовождения. Те парни были богатенькими, благодаря своим отцам. Им едва исполнилось восемнадцать, как они обзавелись дорогими машинами и разъезжали по городу, как настоящие аристократы. Игорь машины еще не имел, но никогда не отказывался от услуг своих друзей. Оказывается, стряхивать пепел из окон крутой иномарки было приятнее, чем курить в кубрике с Сантистом, и слушать его истории на одну и ту же тему.

Сантист без Игоря заскучал и начал приглашать к нам других друзей. Вечерами они устраивали посиделки до двух часов ночи, и никто из них не обращал внимания, что кто-то в этом кубрике пытался спать под их смех, говор и визг. Верхний свет выключался только с уходом гостей. В тот же момент изможденный и наевшийся общением Сантист ложился спать, и вместе с ним засыпал весь кубрик. Но ненадолго. Утро наступало так быстро, что сон едва поспевал прийти.