Евгений Башкарев - Дедушка, не спи!

— Они решат, — пробормотал я, но не поверил.

Рома понял меня.

— Я пойду. Меня, как свидетеля заставляют давать показания.

— Ага, иди, — я подошел к разбитому окну и выглянул на улицу.

Ветер мел снег. Несколько курсантов тащили мусор и сломанные ветки.

— Пиши свои показания.

Я вернулся в кубрик и разогрел чай. Глянув на Мишу, мне представилась картина, как Коля Розякин заводит пьяную девчонку в кубрик и заставляет ее раздеваться. Тем временем Миша вжимается в угол, где несколько месяцев назад пытался укрыться от Олега. Девушка раздевается, Коля поет песни, Таранов и Гоголевских пытаются содрать с Миши штаны. Какой-нибудь Шашлыков снимает все это на видео.

— Эй, ты не спишь?

— Нет, — ответил Миша, уткнувшись в подушку.

— Повернись.

Он повернулся, и теперь устремил свой прямой недоверчивый взор на противоположную стену.

— Знаешь… это не так плохо, что ты увидел, — сказал я. — Мне бы на такое посмотреть, а то я за свои восемнадцать…

Миша судорожно глотнул, будто увидел ужасное воспоминание.

— Это же была шутка? Мишаня. Это была всего лишь шутка. Они же тебя не били?

— Не били, — ответил он.

— Так, почему ты такой?

— Какой?

— Несговорчивый. Как будто жалеешь о чем-то.

— Нет, все в порядке.

— Раз все в порядке, тогда скажи мне, ты хотел бы еще раз глянуть на ту девчонку?

— Нет.

— Почему?

— Так как сегодня, — уточнил Миша, — нет.

Я усмехнулся.

— А что было не так?

— Все.

Я стал пить чай, наблюдая, как на подоконнике хохляться голуби. Под крышами корпусов академии жили десятки голубей. Большая часть из них искала пропитание в столовой, меньшая часть — здесь, под окнами, где жили курсанты.

— Глянь туда, — я указал ему на окно.

Три птицы разместились точно напротив меня, и заглядывали в кубрик.

— У нас есть хлеб?

— В столе.

— Пойдем, покормим их, хватит лежать!

Я взял хлеб и вышел на балкон. Голуби тут же оживились.

— Мишаня! — я раскрошил хлеб и бросил на карниз.

Не так давно я узнал одну занимательную штуку. Поднять настроение за счет силы воли получается не всегда. Нужно что-то, что сделает эту работу за тебя и будет отличаться простотой и доступностью. На основании этого я сделал для себя удивительное открытие. Уличные голуби рассеивают душевный мрак едва ли не лучше всех на свете. Я ничего не придумывал и просто бросал им хлеб. Глядя на то, как они склевывали крошки, толкали друг друга, скользили по жестяному подоконнику, я начинал радоваться жизни. Голуби казались мне неуклюжими и смешными.

— Иди, скорее! — воскликнул я. — Смотри, что происходит!

Миша вышел на балкон через минуту. Серый, грустный и молчаливый.

— Возьми хлеб! Там остался еще.

Он взял хлеб, который за ночь подсох и превратился в сухарь, разломил его на два куска и протянул мне.

— Нет, дружбан, — перевел я. — Только сам! Бросай!

Миша резко вытянул руку, и птицы вспорхнули с карниза.

— Медленнее. Ты их напугал!

Он отступил назад.

— Они улетели.

— Они вернуться, — заверил я. — В следующий раз не маши руками. Хлеб нужно отдавать, а не бросать. Голуби бояться резких движений.

Я убедил его потерпеть пару минут и потом сказал:

— Положи мякоть на карниз.

Миша отщипнул несколько кусочков и положил их на карниз.

— Теперь жди.

Я отошел вглубь балкона, чтобы создать для птиц спокойную обстановку. Несколько голубей приземлились на карниз справа от нас. Самые смелые стали подходить к хлебным крошкам. Звук их коготков был подобен трещотке. Голуби с опаской смотрели на нас.

— Клюет! — воскликнул Миша, когда первый, самый отважный голубь схватил крупный кусочек хлеба.

Проглотить его он не смог, но кусочек разломился, и на крошки бросились другие.

— Жадные, — заметил Миша.

— Еще бы. Это же еда!

Я отдал ему свою корку хлеба и посоветовал двигаться плавно и медленно. Как Миша не пытался это сделать, голубей он снова спугнул. Но не надолго. Птицы вернулись на карниз. Раздался стук коготков, который нас рассмешил. Первые голуби делали несколько семенящих шагов вперед, после чего пытались остановиться, поскальзывались, потом, словно осознав, что опасности нет, делали еще несколько шажков. И так, будто в ускоренной съемке. Голуби, что стояли позади, толкали тех, что стояли впереди, и куча мешалась. Все семенили и стучали по карнизу, от чего тишина за окном превратилась в рокот.

Миша бросил последние куски. К тому времени количество голубей достигло десятка полтора. Со стороны главного корпуса к нам летели другие птицы. Пестрые и синие. По левую руку образовалась еще одна стая, но хлеб закончился. Миша положил обе корки на карниз и стал наблюдать, как голуби боролись за еду. Их было так много, что карниз под нашими окнами исчез. Вместо белой жестяной поверхности разверзлась разноцветная волна перьев.