— Это не из-за тебя. Правила такие: «Я не должен с тобой встречаться, не пристало бедному встречаться с богатой девочкой». Таких называют альфонсами.
Глаза у него страшные, блестели нездоровым блеском, красные капилляры проступили на белках глаз, словно мало спит или много употребляет алкоголь. И смотрел на меня с горечью. А я чувствовала ответную вину и горечь во рту от осознания, что это я вошла в его жизнь и всё испортила.
— Я поступил в университет!!! Представляешь… у меня был шанс на нормальную жизнь. Один шанс на миллион. При поступлении все абитуриенты проходили медицинский осмотр. Обязательно условие — нормальная внешность, никаких уродов, косоглазых, кривых, потому что эта самый-самый элитный университет. Нельзя оскорблять плохим видом сильных мира сего. Зачем им теперь уродец? Они теперь откажут. Понимаешь… меня отобрали! Меня! — стукнул сжатым кулаком по груди. От каждого стука я ощущала удар на себе. Стук по его груди и в ответ внутри под ребрами всё сжималось в тугую проволоку и доставляло постоянную нарастающую боль.
— С тобой все нормально, — потянулась к его щеке, а Саша не позволил. Отвернулся к грязному, давно немытому окну с темными шторами, не пропускающими дневной свет в комнату. Будто мой вид омерзителен, противен или прикосновения ядовиты, опасны.
— Отрасти небольшую щетину и не будет видно. Ты такой же, какой и был. Красивый!
Саша отрицательно покрутил головой, не соглашаясь с мнением, отрицая очевидные вещи. Вновь продолжил:
— Это был шанс выжить. Вытащиться из этого дерьма. Блатной университет, я прошел по жеребьевке из пяти тысяч бедняков по всему миру. В сентябре я должен был туда уехать!
Даже не рассказал об университете. Планировал уехать через полгода в другой город, а меня не спешил предупреждать. Наверное, не столь важна и без меня неплохо проживет.
— Ты не урод, — вновь сделала попытку уговорить. Доказать. А он крутил головой в разные стороны и отталкивал руку.
Я подсаживалась ближе, дрожащими руками цеплялась в его штаны или футболку, тянула парня за плечи, пыталась встряхнуть. Придать бодрости.
А Саша как маленький отнекивался. Совсем как в детстве, когда над ним издевались и был такой же зашуганный. В норе дома, спрятанный ото всех за закрытыми шторами.
Он же сейчас вечно смеется, как глупый мальчишка, всегда выглядит довольным и веселым. Сыпет шутками даже, если те неуместны. Может сказать любую ересь, а потом посмеяться над глупостью. А сейчас побитый пес, которого загрызла своя же стая.
Мне не хотелось видеть его «слабым», но приятно, что позволил увидеть себя таким.
— Кому я нахер нужен без образования, без денег, и без рожи с матерью-алкоголичкой? А, богатая девочка, скажи кому?
— Прекрати паниковать! — вновь встряхнула за плечи. Надавила сильнее на его грудь, прижимая парня спиной к дивану. Перекинула ногу и села ему на живот. Заставила парня лежать подо мной и не двигаться. И заткнуться!
— Ты нормальный! Шрама почти не видно! Никто не увидит. Щетину отпусти — и станет не заметно. Поступишь, куда тебе надо. Уедешь осенью, — я проглотила слова, что уедет и забудет обо мне. — Выучишься…
Саша покорно замолчал, улегся и покорно лежал, пока вжимала его в диван и весом тела, и ладонями.
— Через пять лет станешь умным и взрослым, пойдешь работать и переедешь на богатую половину. Женишься и нарожаешь кучу детишек.
Последнее произносила более тихо, потому что Саша прекратил паниковать и смотрел сосредоточенными голубыми глазами, в глубине которых появилось спокойствие и немного уверенности. Зародилась капля надежды на неплохое будущее.
Саша успокоился. Сердце его забилось быстрее. Наращивало темп. Чаще, чаще, напористее, стучало мне в ладони. Грудь не так шумно вздымалась под моими ладонями. С каждым вздохом все спокойнее и спокойнее, что означало почти весь гнев из легких вышел. Глаза хоть и блестящие, но не испуганные. Бледность исчезла, появились свежие краски на лице. И мужской настрой резко сменился, когда взгляд перешел на вырез моей рубашки и волос, которые переброшенные через одно плечо, раскачивались между нами.
Саша накрыл мои ладони своими и каким-то странным образом перекатил меня с себя на лопатки. И теперь оказался сверху.
— Ты не ответила. Кому я нужен? Тебе нужен? — вопрос прозвучал вырезу рубашки.
Шею жалили бесконечные, вороватые поцелуи, будто крал минуты близости со мной. Мужские пальцы неуверенно то натягивали, то отпускали края рубашки в месте выреза, не решаясь расстегнуть первую пуговицу, сдерживающую грудь.
Читать дальше