Леона Хард - Мистер Х. Стань моей куклой [СИ]

— Не увлекайся! — сильно сжала его пальцы, надеясь, что до онемения. Саша наигранно опустил наши сплетенные руки вниз, сделал иронично-горестное лицо. Будто я сломала каждую кость в его пальцах.

Он мог своего короля и шута постоянно насвистывать под нос.

— К чему песня?

— Если честно, то не знаю, кто он и как зовут. — Саша поднял наши руки, прищурился, когда солнце пробралось сквозь листья березы. — Мы дали ему кличку — Джокер. Может приходить целую неделю на трубы, а может исчезнуть на месяц.

— Ты общаешься с очень «странным» человеком… я бы сказала шизиком. — не смогла промолчать. — Но даже не знаешь его имени?

— Он, как правило, молчаливый, безобидный. Сидит и пьет на трубах. Редко разговаривает, не создает проблем. Не спорит, на главенство не претендует, но при этом сильно помогает. Впервые появился года три назад на стрелке с соседним районом. Тогда, казалось, что нам полный трындец. Всю оставшуюся жизнь будем работать на таблетки или на инвалидную коляску…

— И тут… — я театрально развела руки в стороны и с пафосом процитировала. — Явился он и всех спас. И теперь вы на него молитесь. М-да… По мне так он псих.

— Он классно ебашится… Прости, за мат, но по-другому не назвать его манеру борьбы… Он обычно неплохой, но с тобой не знаю, как объяснить. Ты его дико бесишь! Едва пару раз речь касалась тебя, как у него менялась даже привычная расслабленность в жестах.

На этом разговор о джокере прекратили, много чести и без того было, о чем пошептаться. Мне не интересно, бешу его или нет.

Парк — это своеобразный лабиринт, представляющий собой сотни змей-дорожек, спрятанных за толстыми стволами деревьев и подстриженными кустами в форме необычных статуй или цветов. Гуляющие пары или семьи предоставлены сами себе и редко пересекались тропинками с другими людьми.

Наша дорожка сейчас подходила к концу. Кусты редели.

Саша поспешно дернул меня обратно к кусту спиной, придержал за плечи, чтобы не упала от резкого толчка. Внимательно опалил странным напряженным взглядом, не давая опомниться.

А я недоумевающе хлопала ресницами, не понимая, что за странный толчок-бросок.

— Быстро! Обратно по дорожке. С другой стороны выйдешь! — шепнул сквозь сжатые в полосу губы, но говорил отчетливо. Пальцем указал обратно в сторону, откуда прибыли. Каждое слово-кнут ударяло и оставляло след-напоминание.

— Что там? — кивнула за угол, где дорожка уходила вправо и начиналась общая территория парка. И фонтан в виде пухлого Купидона.

— Ребята на фонтане. Лучше, чтобы тебя не видели!

— И часто они гуляют по паркам для влюбленных? В районе богатых? — спросила очень навязчивую мысль.

Опасение за Сашу медленно заволокло. Поймало в сети, как жалкую рыбешку. Страшно за него, уж слишком часты встречи с бедняками в этом, казалось бы, безопасном месте.

— Может, стрелка? Не знаю, — пожал собеседник плечами. — Здесь отличное место для стрелки, но обычно это происходит в темноте. Сейчас рано.

— Пойдем вдвоем обратно! — потянула его за джинсовку, но материал ускользал из пальцев. — Давай! Зачем тебе к ним?

— Из парка один выход через фонтан по центру. Как мы уйдем вдвоем, если они заблокировали выход? Со мной они уйдут, а ты спокойно покинешь парк. Я позвоню вечером. Черт! Это ахереть, как приятно! Обо мне никто обычно не беспокоится! Не кому! Мать пьет, а за сестренку мне надо беспокоиться!

Саша поцелуем попытался успокоить. Вот это был поцелуй, так поцелуй, а не маленькое прикосновение, кража сладких секунд. С чувством, с толком и наслаждением. Всего несколько секунд, но запоминающихся и важных для меня.

Я бы и на стрелку пошла с ним, лишь бы знать, что он в порядке. А не сидеть и гадать. Едва встретила человека, с которым тепло, с которым не надо быть кем-то другим. С Сашей можно сказать любую глупость, посмеяться над чем угодно, а он бы понял и поддержал. Он не мать с отцом, которые вечно воспитывали. Он не сестра, с которой тяжело найти общий язык в силу разницы в возрасте и по причине взаимной то зависти, то соперничества.

Я держала его за локоть и боялась отпустить.

— Давай! Уходи! Если меня с тобой увидят, хуже будет! — только этот полушепот-полувскрик дал мысленную оплеуху. Отрезвил разум. Выбил из головы глупые мысли и заставил на прощание поцеловать в щеку и тихонько побежать по дороге обратно, стараясь не сильно стучать каблуками и не привлекать внимание ребят за поворотом. Откуда доносился смех и разговоры. Мужчины не стеснялись в выражениях и громко матерились.