Джастин Ларбалестьер - Моя сестра Роза [litres]

Я делаю под козырек. Лейлани мне кивает.

– Спасибо, – говорю я. – За советы, за одежду, за то, что научила меня ее ценить.

– Рада помочь, – отвечает Лейлани, словно она из службы поддержки клиентов. Но я вижу, что она говорит искренне.

– И за то, что показала мне этот город.

– Пожалуйста.

– И за то, что научила жестко шутить.

– На здоровье.

Она на миг отворачивается.

– Я буду скучать по тебе, – говорю я.

Лейлани улыбается.

– Особенно по твоему смеху.

– Ой, замолчи! Будешь плохо себя вести, отправлю тебе рингтон со своим смехом.

– Пожалуйста! Я об этом мечтаю!

– Но мы еще увидимся, Че. Ты ведь сбежишь от Розы? – Она придвигается ближе к экрану, так что я вижу только ее глаза. – Обещаешь?

Я киваю:

– Обещаю.

– Когда ты станешь свободным, я тебя навещу, где бы ты ни оказался. – Я знаю, что она так и сделает.

– Я буду рад.

Она ухмыляется, словно показывая, что серьезный разговор окончен:

– Я хотела бы познакомиться с твоей подружкой Джорджи.

– Она бы тоже хотела с тобой познакомиться, – говорю я, пытаясь придумать что‐нибудь легкое и ни к чему не обязывающее. Но вместо этого делаю глубокий вдох: – Если увидишь Соджорнер, скажи, что я ее люблю.

Лейлани качает головой:

– Не сейчас. Может, позже. Джейми говорит, Сид нелегко далось расставание с тобой.

У меня сжимается горло. Еще не прошло и дня, и я каждую минуту готов был написать Соджорнер.

– Я так по ней скучаю, – шепчу я.

Лейлани смотрит в сторону. Не надо было этого говорить. То, что я потерял Соджорнер, – ничто по сравнению с тем, что Лейлани потеряла Майю.

– И я скучаю по Майе, – говорю я ей.

– Мне кажется, боль никогда не пройдет. – Она не пытается скрыть свое горе. Оно разлито у нее по лицу.

– Должна пройти, – говорю я. Но не уверен, что сам в это верю.

– Здесь мало кнопок.

Роза сидит между Салли и мной. Салли у окна, я у прохода. На этот раз мы не в бизнес-классе. Роза недовольна. В салоне экономкласса пахнет потом тысяч людей, сидевших здесь до нас. Но воздух такой же, как тогда в бизнес-классе, – несвежий, пахнущий переработанным пластиком, лишенный всякой влаги. Язык у меня уже липнет к нёбу.

– И дело вовсе не в том, что они не могли отправить нас первым классом. Они просто злые. Ты хотя бы попросила их купить нам билеты в бизнес-класс? – спрашивает Роза у Салли.

Наша мать не отвечает. Она прижалась щекой к окну и смотрит на облака. Она почти ничего не сказала с тех пор, как у нас с ней и Розой состоялся первый в жизни откровенный разговор. Такие разговоры не лечат разбитое сердце и истерзанную душу. Разговоры с Розой только усиливают боль. Я хотел бы сказать Салли, что мое сердце тоже разбито. Но вряд ли она верит, что у меня есть сердце.

Я вспоминаю про свой список. Я получил все, что хотел: девушку, спарринги, а теперь мы еще и возвращаемся домой, в Сидней. Не получилось только с первым пунктом: я не смог уследить за Розой. Это у меня никогда не получится. Надо рассказать Розе про мой список. Это будет прекрасный пример скрытой иронии.

– Салли, – говорит Роза, – когда мы вернемся в Сидней, можно мне завести собаку? Моя компьютерная собака все еще жива.

Салли не отвечает.

– Я точно знаю, если бы ты попросила Макбранайтов, они бы купили нам билеты в бизнес-класс. Для них эти деньги – ничто. Они могли бы купить нам целый самолет, если бы только захотели. Они должны были купить нам самолет. Я спасла Сеймон от электрического стула, а они меня даже не поблагодарили.

– В Нью-Йорке нет смертной казни, – говорю я Розе. – А если бы и была, они не стали бы использовать электрический стул и точно не казнили бы маленькую богатую девочку. К тому же полиция так и не возбудила дело.

– Все равно я ее спасла. Поэтому она кое‐что мне подарила. – Роза вытаскивает из‐под футболки ожерелье: на золотой цепочке висит рубиновое сердечко. – Сеймон подарила мне Майино ожерелье. Теперь мы двойняшки.

На меня волной накатывает тошнота. Я прижимаю руку ко рту, вскакиваю с кресла и бегу по проходу в туалет. Блевотина обжигает мне пищевод, выплескивается изо рта в унитаз. Я чувствую вкус чего‐то кислого, а еще салата, хлеба, сыра. Волна накатывает опять, опять, опять. Я блюю, пока во мне не остается ничего, кроме желчи.

Я поворачиваюсь, чтобы вымыть лицо и руки, и вижу в зеркале, что белки глаз у меня налились кровью. Субконъюнктивальное кровоизлияние. Выглядит жутко, но на самом деле это всего лишь лопнувшие кровеносные сосудики. Теперь я полная противоположность Розе, по виду которой не скажешь, какое она на самом деле чудовище. Я наполняю водой крошечный бумажный стаканчик, без конца полощу рот и сплевываю, ужасаясь всякий раз, когда вижу в зеркале свое отражение. Когда я возвращаюсь на свое место, Роза пьет кока-колу. Раньше Салли такого бы не позволила. Роза смотрит мне прямо в глаза и смеется: