Шалини Боланд - Тайная мать [litres]

– Что он такое говорит? – нерешительно спрашивает Скотт, глядя на Фишера, и что-то вроде понимания наконец проглядывает в его глазах.

Доктор бледен и тих, его лицо подергивается, а тело обмякло и стало дряблым, словно давно надутый воздушный шар. Все поворачиваются к нему. Даже Карли прекратила ругаться и смотрит на доктора так, словно перед ней какой-то редкий образец в стеклянном футляре.

– Что он такое говорит? – повторяет Скотт. – Мы здесь не дураки, Фишер. За всем этим явно что-то кроется.

Вот именно, если б за этими словами Гарри не крылось так много возможностей, я нашла бы, что сказать мужу в ответ. Но я вся застыла в ожидании, да и не время сейчас для всяких там «я же тебе говорила!».

– Нет, – отвечает медик. – Ничего здесь не кроется. Просто он еще маленький мальчик. У него активное воображение. – Но всем уже ясно, что Джеймс Фишер врет. Гнев и ярость уже покинули его лицо; их место занимают страх, отчаяние и боль.

– Вы ведь дежурили в ту ночь, правда? – спрашиваю я.

Джеймс отрицательно качает головой.

– Скотт, – я поворачиваюсь к нему, – ты должен помнить. Фишер даже подменил записи, чтобы доказать, что на дежурстве был доктор Фридленд. Но Фридленд в тот вечер заболел, ты помнишь?

Понимание продолжает растекаться по лицу Скотта. Наконец-то он слушает меня без своего обычного скепсиса.

– Скотт, он что-то скрывает. Что-то нехорошее, – добавляю я.

Все мои открытия, к которым я до сих пор безуспешно пыталась привлечь внимание мужа, начинают проникать в его неподатливый мозг.

– Нет, – говорит хозяин дома. – Вы всё не так поняли…

Скотт в мгновение ока проносится мимо меня, вцепляется в ворот его джемпера и с размаху так прижимает его к стене, что тот ударяется головой о штукатурку. С его носа соскальзывают очки и, тоненько звякнув, падают на пол.

Бен бросает Карли и пытается оттянуть Скотта от доктора.

– Успокойся, – говорит он. – Оставь его! Пусть рассказывает.

– Что ты наделал? – сквозь зубы спрашивает Скотт у Джеймса. Его руки подбираются к горлу доктора и сжимают его так, что у того начинает багроветь лицо.

Ребенок плачет, и я обхватываю его обеими руками и прижимаю лицом к себе, чтобы скрыть от него эту ужасную сцену.

– Перестань! Перестань! – кричу я. – Ты пугаешь Гарри! Скотт, ты этого хочешь? Устроить маленькому мальчику психотравму?

Мои слова, кажется, доходят до Скотта, потому что он отпускает Фишера. Доктор соскальзывает вдоль стены на пол, судорожно хватаясь руками за помятое горло и со свистом дыша. Бен опускается рядом с ним на колени, проверяет, в порядке ли он.

Гарри извивается у меня на руках, хочет, чтобы я поставила его на пол.

– Папа! – кричит он, после чего вырывается из моих рук, подбегает к полузадушенному отцу, обнимает его и прячет лицо у того на груди. – Папочка, почему они кричат на тебя? Почему ты дрожишь? – Его слова прерываются рыданиями, и меня охватывает раскаяние за то, что наше появление здесь принесло маленькому мальчику столько горя. Но у нас не было выбора: я должна узнать правду.

Джеймс тоже начинает всхлипывать. Он обнимает Гарри обеими руками и целует его в макушку.

– Хорошо, я все расскажу, – говорит, точнее, шепчет он нам со Скоттом. – Я все вам расскажу.

Карли подходит и встает рядом со мной, растирая запястья и вращая плечами. Надо бы спросить, как у нее дела, но у меня язык прилип к гортани. Это шок, страх перед тем, что вот-вот скажет нам доктор Фишер.

– Может быть, я пока отведу Гарри вниз? – спрашивает Бен, подходя к малышу, который буквально вжался в тело отца. – Гарри? Пойдем вниз, поиграем во что-нибудь? Хочешь показать мне свою комнату?

– Я не хочу уходить! – кричит ребенок. – Я хочу остаться с папой.

– Ты, кажется, говорил, что любишь поезда? – заходит Бен с другой стороны. – А у тебя есть хорошие, такие, чтобы ты мог показать их мне?

– Покажи ему свои поезда, Гарри, – бормочет Джеймс, отрывая от себя сына.

– Я не хочу уходить! – скулит малыш.

– Гарри, – говорит хозяин дома, и его голос звучит строго, несмотря на появившуюся в нем хрипотцу.

Мальчик встает. По его щекам бегут слезы, нижняя губа дрожит, но взять себя за руку он Бену все же позволяет.

– Пошли, Карли, – командует мой босс, поворачиваясь к журналистке. – Ты тоже с нами.

– Я остаюсь здесь, послушаю, что он скажет, – отвечает она.

– Нет, ты идешь с нами. Пошли, – настаивает Бен.

– Ни за что. Никуда я не…

– Пожалуйста, Карли, – прошу ее я. – Наша договоренность по-прежнему остается в силе, но этот разговор должен пройти только между мной, Скоттом и доктором Фишером. Хорошо?