Антуан д'Эстет - Flamma

Епископ вновь нахмурился.

— Ну вот, — недовольно проговорил он, — сначала ты проявляешь неуверенность в правильности крещения младенцев, а потом ставишь под сомнение идею о христианском всепрощении…

— Так может система, коль уж в ней возможны такие ошибки, и правда не идеальна? — спросил архидьякон.

— А никто и не утверждал обратного, — улыбаясь, отозвался епископ. — Не зря, главным в религии всегда было понятие веры.

— Но во что верить, если даже выбор за нас порой делают другие? — не сдавался Люсьен.

Епископ жестом старшего друга возложил руку на плечо архидьякона и, доверительно заглянув ему в глаза, ответил:

— В то, что их выбор был к лучшему для тебя. В то, что твой выбор обернется к лучшему для них. В то, что однажды наступит такой ответственный момент, когда все получат возможность выбирать непосредственно каждый за себя и даже тогда! сделают выбор в угоду не себе, а другим.

***

Со времени несостоявшейся встречи с Адамом Дэве прошла уже целая неделя, а Люциус все не решался надолго покидать Собор святого Павла, справедливо полагая, что если констеблю нужно будет найти его, то первым делом он наведается именно сюда.

Так оно и случилось. Разве только искал священника не сам Дэве, а отправленный им курьер с адресованным Люциусу толстым конвертом, в коем оказалось без малого три письма, причем лишь одно из них от констебля. Взглянув же на имена отправителя и адресатов двух других посланий и, главное, на место их отправки, архидьякон ощутил, как на лбу у него от сильного волнения выступила испарина: отправителем был Кристофер, адресатами значились Люциус Флам и Жанна Обклэр, а местом отправки — Дувр.

Название портового города, из которого в конце мая отплыла на войну основная масса кораблей английского флота, потерпевшего в итоге поражение, сразу насторожила Люциуса. Однако, не желая поддаваться нахлынувшим на него дурным подозрениям, архидьякон отложил письма Кристофера в сторону и вскрыл печать на послании коснется.

Здравствуйте, господин Флам! Прошу прощения за то, что не смог явиться на назначенную с вами встречу и даже написать удосужился лишь со столь неприличным опозданием. Однако в качестве обстоятельства меня извиняющего служит, оказавшаяся весьма неожиданной, сложность возложенного на меня вами поручения: кто бы мог подумать, что все будет так… запутанно. Впрочем, теперь я очень близок к завершению изысканий и уже через неделю надеюсь доложить вам об их окончательных результатах. А до той поры, дабы не дразнить ваше нетерпение, спешу сообщить о судьбе конюха с Пудинг-лейн — Кристофера. Вот только, если этот молодой человек был вам дорог, то чтение последующих строк моего письма дастся вам очень нелегко.

В середине мая Кристофер поступил добровольцем на один из военных кораблей английского флота, а уже в первые дни июня, стал, одной из многих тысяч, жертвой войны с Голландией, о неудачном исходе сражения с которой, вам должно быть уже известно.

***

Архидьякон с задумчивой медлительностью свернул послание Дэве и перевел потускневший взгляд на отложенные в сторону письма Кристофера.

«Отчего это произошло?» — спрашивал себя Люциус. — «Влюбленный поступил бы на флот разве только с целью геройством впечатлить свою избранницу, но Кристофер… он шел не на подвиг, а на погибель. Почему?».

Архидьякон ни минуты не сомневался в правильности изложенных констеблем предположений и выводов относительно намерений Кристофера, однако понять причин, побудивших молодого человека, у которого были вполне осуществимые мечты и стремление к столь близкому счастью, на такой безрассудный шаг, он не мог.

«Почему он сделал это?» — еще раз задался вопросом Люциус; и с горьким вздохом протянув руку, взялся за адресованное ему письмо Кристофера, ибо, какую бы боль оно в себе не содержало, там был и ответ.

Ваше преподобие господин Флам! Не думаю, что вы знаете меня, да и мне самому вы известны больше лишь понаслышке, но, тем не менее, однажды мы с вами встретились.

Это было 24 марта, в театре. Я очень хорошо помню тот вечер и то обсуждение моих чувств тремя совсем не знающими меня людьми, среди коих были и вы. А помню я этот вечер потому, что не прошло после него и трех дней, как слова одного из вас, — кого я счёл худшим из вас! — сбылись: я стал несчастен. Мне открылось, что Жанна, — та самая девушка, которую, не оставив мне выбора, избрало мое сердце, которую вы видели в театре и которую я никогда не смогу назвать «моей Жанной», — отдала все свои чувства другому — она отдала их вам.