Кортни Коул - Ноктэ

— Калла, что ты делаешь на улице в такое позднее время?

Его тёмные брови сдвинуты, когда он вглядывается в моё лицо.

Я останавливаюсь и смотрю вверх, в его тёмные глаза, а затем, без какого-либо на то приглашения, в моей голове всплывает образ прекрасного портрета, который он нарисовал собственными руками. Настолько он был любовно изображён, настолько прекрасно нарисован…

— Ты рисовал меня, — просто говорю я, мои руки падают вдоль тела. Не знаю, что я чувствую, кроме смущения.

Он кажется сильно взволнованным.

— Да. Я… это просто хобби.

— А ты действительно хорош в рисовании, — говорю ему я. — Настолько хорош, что смог нарисовать родимое пятно, которое никогда раньше не видел.

Следует долгая пауза.

— Что ты под этим подразумеваешь? — наконец вздыхает Деэр.

Я вздыхаю в ответ.

— Родинка на моём боку. Ты никогда её не видел, так как же ты её нарисовал? Следил за мной? И если да, то зачем?

Ещё одна длинная пауза.

— Э-э, я не шпионю за тобой, если ты на это намекаешь, — наконец отвечает Деэр. — Иногда я сижу во дворе, а ты часто выходишь на улицу. Так на днях ты возвращалась после плавания, и на тебе почти не было одежды. Тогда я её и заметил.

О. Это же очевидно.

— Я идиотка, — вздыхаю я. — Прости.

Он качает головой.

— Не беспокойся. Я могу понять, как ты могла прийти к такому заключению.

Ага, потому что я ненормальная.

Он снова поглядывает на меня.

— Я должен извиниться перед тобой. За то, что нарисовал тебя в такой… интимной манере. Прости. Надеюсь, я не заставил тебя почувствовать себя неловко.

Если под «неловко» он подразумевает невероятно польщённой — то да. Заставил.

— Всё нормально, — быстро отвечаю ему я. — Ты изобразил меня красивой. Как можно злиться на такое?

— Ты действительно красива, — произносит он ровным голосом, а в его глазах мелькают миллионы различных чувств. Воздух пронизан напряжением, наполнен чем-то волнующим, и мне очень хочется приподняться на цыпочках и поцеловать его.

— Ты так и не ответила, что делаешь так поздно на улице, — напоминает мне Деэр, прерывая искушающие мысли.

Я оглядываюсь по сторонам в поисках правдоподобного ответа, но тихий лес не наводит ни на одну толковую мысль.

— Я просто не могла уснуть. И увидела у тебя свет…

— Я тоже не мог уснуть, — признаётся Деэр. — Я рисую, когда такое происходит.

— Ты рисуешь меня , — медленно проговариваю я. — Почему я?

Из всех людей в мире, почему я?

Он усмехается, ленивой, непристойной усмешкой, от которой у меня реально поджимаются пальцы ног.

— Я рисую не только тебя, Калла-Лилия. Я рисую всё, что нахожу интересным.

Он находит меня интересной. Моё сердце учащённо бьётся, и я забываю, что несколько минут назад думала, что он, возможно, сталкер.

— Правда?

— Правда, — кивает он.

Я начинаю дрожать от ночного ветерка, и Деэр это замечает.

— Возвращайся в постель, Калла, — советует он. — Здесь холодно.

Я молча киваю.

— Хорошо. Спокойной ночи, Деэр.

— Спокойной ночи.

Я несусь по тропинке, и всю дорогу Деэр наблюдает за мной. Я это чувствую. Но когда оборачиваюсь на верхних ступенях крыльца, его нигде нет.

Я чувствую себя опьянённо, восхитительно и прекрасно до тех пор, пока не возвращаюсь к своей кровати и не вспоминаю, что в ней Финн. Рядом с постелью валяются мои цветы, поломанные, предположительно Финном.

Все мои удивительные чувства резко угасают, когда я понимаю, что не могу чувствовать себя замечательно из-за Деэра. Я не могу ощущать себя замечательно ни из-за чего, пока мой брат серьёзно болен.

Я засыпаю, а вокруг меня нависают тёмные тучи и поглощают мою радость.

На берег обрушиваются океанские волны, орошая меня мелкими брызгами, пока я стою, прислонившись к одному из камней в небольшой бухте. Сейчас время отлива, поэтому я могу задержаться здесь на несколько часов, прежде чем начнётся прилив и покроет все открытые озёрца.

Всё, чего мне хочется, — это мечтать о Деэре. Сосредоточиться на том, что он фантазирует обо мне обнажённой.

Но я не могу. Не прямо сейчас. Поскольку в кармане куртки мои пальцы прижаты к изношенному кожаному переплёту дневника Финна. Поняв прошлой ночью, что Финн ещё более не в себе, чем я предполагала, я поняла, что должна выяснить причину.

Поэтому, когда они с отцом ушли работать над забором, я взяла его дневник. Мне пришлось это сделать, потому что сам Финн явно не собирается мне обо всём рассказывать. Он решит, что потерял его… и мне придётся с этим согласиться. От этой лжи я чувствую себя мерзко и ужасно, ведь знаю, как много значат для него его записи.