Кортни Коул - Ноктэ

Но я лишь качаю головой:

— Сожалею, но нет.

Он улыбается.

— Ладно. Могу я хотя бы проводить тебя до дома?

Моё сердце на секунду ёкает, но идея столкнуться прямо сейчас лицом к лицу с Финном не особо воодушевляет. Поэтому я отрицательно мотаю головой.

— Я пока не готова вернуться, — с сожалением говорю ему. И это чистая правда.

Он пожимает плечами.

— Хорошо, тогда я подожду.

Стук моего сердца отдаётся в ушах, пока я старательно делаю вид, что его слова не вызывают во мне волну трепета. Мы сидим на песке так близко, что я ощущаю тепло, исходящее от его тела, так близко, что всякий раз, когда он шевелится, наши плечи соприкасаются. Я не должна получать столько удовольствия от ощущения его тепла и этих случайных прикосновений.

Но я получаю.

Мы сидим так около часа.

В молчании.

Глядя на океан, небо и звёзды.

Никогда и ни с кем раньше я не чувствовала себя так спокойно, не испытывая неловкости в тишине. Ни с кем, кроме Финна. До этого момента.

— А ты знал, что Леонарда Чианчулли, серийный убийца из Италии, славилась тем, что готовила из своих жертв булочки к чаю и подавала их гостям? — всё ещё глядя на воду, рассеянно спрашиваю я.

Деэр даже бровью не ведёт.

— Нет, потому что странно такое знать.

Внутри меня поднимается смех, готовый вырваться наружу.

— Согласна, так и есть. — Этим знанием вчера поделился со мной Финн.

Деэр улыбается.

— Я обязательно расскажу об этом на следующей же вечеринке.

Теперь уже я не могу сдержать улыбку.

— Уверена, всем понравится.

Он усмехается.

— Ну, как начало беседы — наверняка.

Я не двигаюсь, отчасти потому, что хочу остаться здесь навсегда, невзирая на сырость песка, просочившуюся сквозь мои джинсы, отчего у меня уже мокрая попа.

Но даже несмотря на то, что я не хочу, чтобы это закончилось, темнота вокруг нас стоит такая непроглядная, что поглощает нас. Становится поздно.

Я вздыхаю.

— Мне пора возвращаться.

— Хорошо, — отвечает Деэр низким голосом, и если бы я не знала его лучше, то решила бы, что в нём промелькнуло сожаление. Может, он тоже хочет остаться здесь подольше?

Деэр помогает мне встать на ноги, а затем придерживает за локоть, когда мы переступаем через коряги и озёрца и поднимаемся по тропинке. Так поступает настоящий мужчина, когда провожает женщину до её комнаты. Благородно и по-джентельменски, и это так интимно, знакомо и сексуально, что я в любой момент готова вспыхнуть.

Когда мы подходим к дому, он убирает руку, и я тут же ощущаю потерю его тепла.

Он смотрит на меня сверху вниз, и в его глазах миллион эмоций, которые я не могу распознать, но очень хочу.

— Спокойной ночи, Калла. Надеюсь, тебе стало лучше.

— Да, — шепчу я.

И поднимаясь вверх по лестнице, я понимаю, что на самом деле чувствую себя лучше.

Впервые за шесть недель.

ПрыгайПрыгайПрыгайПрыгайПрыгайПрыгайПрыгайТыГрёбаныйТрусПрыгай.

— Привет, — доносится мягкий голос Каллы с порога моей комнаты.

Я отскакиваю от открытого окна спальни, словно подоконник вдруг охватило огнём. Я видел, как Калла прогуливалась с ним по тропинке, но понятия не имел, что она уже вернулась в дом.

— Привет, — запинаюсь я, отодвигаясь подальше от окна и пытаясь заглушить долбаные голоса, насмехающиеся надо мной. — По поводу недавнего разговора. Ты злишься?

Калла опускается на мою кровать, усаживаясь на ладони. Она в нерешительности смотрит на меня.

— Нет. Я просто волнуюсь. И ты знаешь почему.

Знаю. Всё из-за моего дневника. Мне так же известно, что Калла до сих пор не настучала на меня папе. Потому что знает мой самый большой страх… оказаться запертым.

ТыЗаслужилЦепиЦепиЦепиЦепи.

Я стискиваю зубы.

— Не волнуйся, Кэл. Я понял.

Она так судорожно вздыхает, что я слышу даже со своего места.

— В этом-то и дело. Я не рассказала папе о том, что прочла, поскольку хотела сама убедиться, что с тобой всё в порядке. Что ты в безопасности. Что тебе станет лучше. Если меня вдруг не будет рядом, когда с тобой что-то случится, виновата в этом буду я. А я не хочу жить с чувством вины из-за этого. На мне и так её уже достаточно.

Видя её уязвимость, на сердце становится тяжело.

— Калла, мамина авария произошла не по твоей вине, и ты это знаешь.

Её взгляд такой мрачный, когда она смотрит на меня в ответ.

— Неужели?

— Мы уже сто раз тебе это говорили, Кэл. Ты позвонила ей. Но маме не нужно было брать трубку. Шёл сильный дождь. Ей следовало позволить звонку перейти на голосовую почту. То был её выбор. Не твой. Это она пересекла центральную линию. Не ты.