Фелисия Йап - Вчера

Я не смогла придумать подходящего ответа.

– Сходи к врачу. Он пропишет тебе таблетки, будешь чувствовать себя лучше.

– Не нужен мне врач.

– Подумай как следует, ладно? – Она похлопала меня по плечу и указала на дверь ресторана. – Этот дуо, кстати, опять тебя ждет, и роз у него еще больше, чем вчера. Представить только, стоит все дни перед закрытием, и букет с каждым разом только растет. Может, тебе стоит послушать, что он скажет.

Эмили не обманула. Когда я вышла из УБ, у дверей стоял Марк с гигантским букетом малиновых роз.

– Прости меня, Клэр, – сказал он.

Я подумала, может, стоит послушаться Эмили. Но вместо этого оттолкнула его локтем, вскочила на велосипед и уехала.

Надо радоваться, что хотя бы эти факты от 24 июня еще сидят у меня в голове – не зря я так старалась, заучивая дневниковые записи. Неужели можно обойтись без пропавших двенадцати страниц? Но есть ли другие факты между 13 и 24 июня, которые касаются Марка и на которые, после всего случившегося, мне нужно посмотреть свежим взглядом? Эти факты подтвердят мое растущее подозрение, что никакой любви в этом уравнении не было и наши отношения с самого начала держались всего лишь на плотском желании.

Я замираю.

В голове нет других фактов об этих двенадцати днях.

Я крепко зажмуриваюсь, пытаясь что-нибудь вытащить. Все равно что. Но внутри меня темно и гулко. Я встаю и как безумная хожу из угла в угол, силясь добыть хоть какие-нибудь подходящие факты. Однако бóльшая часть этого времени заполнена грызущей пустотой. У меня нет ни единой детали того, что происходило наутро после бала в Тринити, когда я в гневе умчалась от Марка. То же самое и с другими днями. Как будто их вообще не было. Их поглотил вакуум, черная дыра в моем прошлом.

Наверное, я плохо старалась – или вообще не старалась, – выучивая эти страницы, перед тем как вырезать их из дневника. Должно быть, после того вечера я провалилась в по-настоящему сильную депрессию, раз уж решилась не заучивать факты за целых двенадцать дней. Хуже того, я испортила собственный дневник. Теперь я знаю, что случится, если я перестану перечитывать записи, – я как будто стерла часть своего прошлого.

Часть моего сознания, может, даже часть моей души.

Что же я сделала с этими страницами? Я могла бросать их в камин и смотреть, как они сгорают. Однако в этом доме должны храниться и другие письменные свидетельства за период с 13 по 24 июня.

Вдалеке хлопнула дверь. В коридоре слышны шаркающие шаги. Я сую дневник обратно в сейф и снова набираю номер 8412. В ответ мигает зеленая лампочка.

Пришло время выяснить отношения с мужем. С моим завравшимся спутником жизни.

Я со вздохом вваливаюсь через переднюю дверь. Факт: я описывал в романах полицейские допросы. Однако в жизни это оказалось куда неприятнее, чем все мои фантазии. После двадцати семи минут словесной грызни с боевым бульдогом мне позарез необходима кружка горячего чая.

Сильнее всего мои нервы дрожат от того, как закончилось это интервью. Вскоре после выпада Ричардсона насчет Вирджинии Вулф я оборвал разговор, сказав, что мне нужно уходить. Ричардсон проверил протокол, отпечатанный сержантом Ангусом, и вложил мне его в руки. Первый и последний абзацы заставили меня передернуться.

Свидетельские показания

УП акт 1967, п. 9; МС, акт 1980, пп. 5А (3) (а) и 5Б;

Уголовно-процессуальный кодекс 2005, п. 27.1

Протокол допроса: Марка Генри Эванса

Дата: 6 июня 2015 года

Профессия: литератор

Класс: дуо

Я женат двадцать лет. У меня нет детей. София Эйлинг подошла после моей речи в Йорке и сказала, что любит мои романы. Очевидно, она читала их много лет, и надеялась, что ее неопубликованная рукопись будет столь же успешной. Она сказала, что без ума от меня. Я сказал, что польщен. Она пригласила меня на ужин. Я отказался, потому что не принимаю приглашений от людей, с которыми встречаюсь на писательских конференциях, даже если они красивые блондинки.

[…]

Я был дома в четверг. Я почти весь день писал у себя в кабинете. Потом я разбирался с письмами. Я не покидал дома. Я разговаривал по телефону во второй половине дня с моим агентом Камиллой и руководителем моей кампании Роуэном. Вечером я заснул перед телевизором у себя в кабинете. В среду я все утро писал. Потом пообедал, и поговорил по телефону с Камиллой и Роуэном. Во второй половине дня я разобрался с письмами и прочим занутством, потом провел вечер перед телевизором.