Зои Стейдж - Молочные зубы

– Хочешь посмотреть лошадок?

У Коричневых Зубов был приятный голос, умиротворявший, как чашка горячего шоколада. Скогу хотелось погладить лошадей по длинным мордам, но девочка велела ему набраться терпения. Надо было найти папу. Она обогнула дом и направилась мимо фасада к мощеной гравием парковке. Коричневые Зубы все время шагали рядом.

– Я разрешу тебе все посмотреть. Просто всегда буду поблизости, чтобы ты не заблудилась, хорошо? Здесь много всего интересного…

Ханна навострила уши. Обвела глазами стоянку, но папиной машины нигде не было. И вдруг увидела, что она катит по узкой дорожке, вот-вот готовая свернуть на шоссе. Девочка тревожно взвизгнула и помчалась вперед.

Подождите! Подождите!

Ей почти захотелось закричать. Она попыталась обрести голос, но он грохотал у нее в голове и с гудением носился взад-вперед по языку до тех пор, пока не превратился во рту в бесформенную, застывшую кашу.

Коричневые Зубы оказались быстрее, чем она ожидала, и ни на шаг от нее не отставали.

– Подожди! Ханна, медвежонок, подожди!

Папина машина свернула на шоссе и стала набирать скорость. Ханна замерла. В ее горле бушевал ураган – огромные черные тучи, отяжелевшие от скопившихся в них града и молний.

– А-а-а! – заорала она, показывая на машину. – Па-а-а-а!

Слезы туманили взор, заливали дорогу, стирали, будто ластиком, путь домой.

– Я знаю, медвежонок. – Коричневые Зубы сели на дорогу и посадили ее на колени. – Папа с мамой любят тебя и желают только добра. Ты вернешься к ним. Обещаю тебе, обещаю.

И стала качать рыдавшую Ханну.

Ског заполз выше и забился между подбородком и плечом девочки, пытаясь ее утешить. Но частичка ее души, все еще связанная неразрывными узами с папой, тянулась за ним, преодолевая все увеличивавшееся расстояние и разрывая сердце на части.

Она сдалась и положила голову на грудь Коричневым Зубам, уверенная, что истечет кровью и умрет, неспособная понять, почему папа обрек ее на смерть, бросив с совершенно незнакомым человеком.

С поднятой шторой окно в игровую комнату выглядело как обычный блестящий квадрат. Ее дочери там не было, но Сюзетта все равно дернулась от внезапного порыва вскочить и посмотреть, как там у нее дела. Приезжать к Беатрикс без Ханны для нее было за гранью реальности. Порой ей казалось, что на заднем сиденье автомобиля сидит призрак. Такой же странной выдалась вся неделя. Раньше она даже не задумывалась, сколько шума производил ее ребенок, лишенный способности говорить. Беготня по лестнице. Уютная болтовня мультяшных героев по телевизору. Отскакивающие мячи. Тихий щебет и чириканье, привычка мурлыкать под нос песенки на своем неразборчивом языке.

Беатрикс перехватила ее взгляд и тоже посмотрела на игровую комнату.

– Пытаетесь смириться с ее отсутствием?

Сюзетта пожала плечами.

– Это необычно. Я все время думаю купить ей бананы или сыр. Иду в ее комнату и встаю на пороге, собираясь что-то сказать. Ловлю себя на желании позвать ее, когда готовлю еду. У нас был заведен определенный порядок в течение долгого времени.

Она не стала говорить, как свободно себя почувствовала, когда отпала необходимость его придерживаться.

– Алекс тоже пытается справиться?

– Думаю, да. Особенно по ночам. Днем он с ней никогда не оставался и теперь тоже занят на работе. Наверное, всему виной вид пустой кровати. Это не дает ему покоя. Ханна не прячется за дверью, не…

К ее удивлению, всю эту неделю она хорошо спала. С нее будто сняли тяжкую ношу.

– Судя по виду, вы погружены в себя. У вас депрессия? Воюете с призраками прошлого?

– Это не депрессия, а что-то другое. Я не уверена, что по-прежнему остаюсь матерью. Знаете это чувство, когда к ребенку кто-нибудь подходит и спрашивает, кем он хочет стать, когда вырастет? Примерно так же ощущаю себя и я, раньше со мной такого никогда не случалось. Понятия не имею, кто я теперь, но…

– Знаю, в вашем положении трудно не испытывать чувства вины, однако вы не…

Сюзетта решительно мотнула головой, горько усмехнулась и не дала доктору договорить.

– По правде говоря, в своей жизни я много чего не сделала. Например, никогда не уделяла должного внимания собственному здоровью. А теперь без конца думаю… Составляю в голове списки того, что надо было сделать для себя. И для нее. Что стоило бы говорить, а чего – нет. Когда нужно было проявить терпение, а когда – твердость… И так снова и снова.

– Вы же не стали бы себя винить, если бы она, скажем, страдала от тугоухости.