— Хе-хе. Так с ними и надо. Выжечь им клеймо на яйцах!
Папаша Френдли спешит развить его мысль:
— Или использовать их для тушения пожаров. Был у меня мальчик-алтарник, слишком уж голубоватый для своего возраста. Я решил преподать ему урок. Короче, он у меня тушил свечи. Ртом. А я приговаривал: «Лучше соси свет Божий, чем хер кромешный!»
Они переглядываются и вдруг покатываются со смеху, как двое постаревших членов студенческого братства, столкнувшихся в холле гостиницы через сорок лет после выпуска.
— Хер кромешный! Ха-ха-ха.
— Вчера отец Френдли очень хорошо выступил в нашем телешоу. Ты его видел? — спрашивает Гудмундур своего дружка.
— Видел. Бравый солдат армии Господней. — С этими словами Торчер кладет правую руку на мое плечо. Длань карающую.
Идут дни. Я постепенно привыкаю к своему изгнанничеству. Все о’кей. Я привыкаю к тишине и постоянному свету, а также к стерильной чистоте в доме. Трудней привыкнуть к холоду. И это май! Причем они все время повторяют, какая нынче чудесная весна.
— Мы радуемся, если у нас десять градусов тепла, — объясняет мне Сикридер.
Бедняги. Я радуюсь, если мне удается продержаться десять минут при такой температуре.
Утром отец Френдли посещает церкви и благотворительные организации, где его принимают, как Папу Римского: поят кофеем с бисквитами, похваляются делами праведными — строительством детского сада в Кении, начальной школы в Индии. Все священники — мужчины, все волонтеры — женщины. В машине я высказываю Гудмундуру свои возражения:
— Столько женщин работает не дома. У меня это вызывает озабоченность, — говорю, пряча улыбку.
— Ничего страшного, им же не платят. — Он подмигивает мне с уморительной ужимкой.
Среди дня, пользуясь свободным временем, я фланирую в стиле ЗНД по улице Легавый гей [26] Улица Лёйгавегур.
, главной городской артерии, пялясь на женщин и глазея на витрины в отчаянной надежде наткнуться на пушку моей мечты. Я устремляюсь за своим грузным телом, которое влечет меня к подножию холма, на главную площадь, больше похожую на незадействованную автомобильную парковку. В милом и уютном книжном магазине по соседству можно купить «Короткоствольное оружие», любимый журнал киллеров. «Смит и вессон» выпустили новую модель пистолета. «Легок в руке, легко поражает цель». Вот вам «оружие без комплексов», о котором мы, мастера экзекуций, мечтали лет шестьсот. Я заматываю шарфик вокруг своего пасторского воротничка, прежде чем подойти с журнальчиком к кассиру. Очередная местная красотка, девушка третьего дня, протягивает мне чек. Общеизвестно, что самые красивые девушки живут в Хорватии, но Исландия к ней подобралась очень близко. Хотя эти сливочные блондинки радикально отличаются от наших темноволосых ljepotice [27] Красавиц (хорват.).
. Как лебеди от ворон.
Я посматриваю на первых со скамейки на берегу большого пруда, что находится позади кафедрального собора и парламента. Гладь бороздят лебеди и утки. Великолепный пейзаж располагает к сигарете, но я не стану прерывать свое пятилетнее воздержание от табака, хотя предлог подходящий. Надо думать о здоровье. Вместо этого я читаю про новую фишку под названием УБП («убоина без пробоины»), возможную благодаря революционной пуле из «Орлиного глаза» [28] Американский триллер Д. Дж. Карузо.
, «достаточно большой, чтобы мгновенно вырубить жертву, и при этом такой маленькой, что из раны вообще не вытекает кровь». Только в самой богобоязненной стране мира могли пропустить подобную публикацию. Интересно, кто на этом безоружном острове покупает такой журнал? Я выбрасываю его в урну и захожу в «Кафе Париж». Моя сливочная блондинка на месте. Я втягиваю живот и сажусь за ее столик.
Священник, озабоченный ее отношениями с отцом, спрашивает, вызывает ли он у нее раздражение.
— Моего папашу больше интересует Господь, чем собственные дети, — тут же окрысилась Ганхолдер в стиле уличной девки, ожесточенно протирая столик мокрой тряпкой. И вновь то, как она трясет головой, заставляет меня вспомнить про афроамериканских «сучек».
— Все мы Божьи дети. Сыновья и дочери всеблагого отца, — резонерствую я в лучших традициях преподобного Френдли.
— Чушь святая. А где тогда всеблагая мать? Ах да, она же у нас девственница. Супер. Ваша церковь — для белых придурков. — Отстрелявшись, она ретируется с тряпкой и подносом. На Токсича это производит сильное впечатление. А вот отец Френдли полагает иначе. Когда она возвращается с чашкой латте, следует его очередная реплика:
Читать дальше