Анатолий Борзов - Anenerbe [СИ]

Виталий Борисович глянул на Горелика, а тот в свою очередь на опера.

— Клавдия Степановна?

— А вот и нет! Не угадали, вы приснились.

— Я?

— Представьте, — вы! Только образ другой. Я и думать забыл — некогда, а как пришли, у меня мысль — а где я прежде мог вас видеть? Конечно, нигде! Да и как я вас мог видеть, если никогда не видел! Логично? А сейчас прямо тут и вспомнил — во сне! Забавно, правда? Между нами говоря, многие открытия свершаются во сне, только умные люди предпочитают о данном факте молчать. И знаете почему?

— Почему? — эхом повторил товарищ Шумный.

— Сами-то подумайте, а в качестве подсказки скажу — природа человечества, тщеславие.

— То есть?

Алексей Митрофанович достал бумажный пакетик с печеньем и бережно надрезал край.

— Если открытие приснилось во сне, получается, что это и вовсе не ваше открытие, а случайное совпадение. Вы полагаете сны — индивидуальны?

— А как же еще?

— Вопрос спорный, противоречивый, желаете эксперимент?

Эксперимента мне еще не хватало, — подумал Виталий Борисович, хотя мысль показалась интересной.

— Желаете, чтобы вам приснился я?

— Вы?

— Только в качестве эксперимента, — успокоил Алексей Митрофанович, — ненадолго, только появлюсь и тут же исчезну, никаких разговоров, просьб, только появление. Два или один?

— Один, — не раздумывая, произнес Виталий Борисович и проследил, как в чашку опустился кусочек сахара.

— Настаивать не буду, ваше право, и ответ немедленный мне не нужен. Мы сейчас продолжим беседу на интересующую вас тему, а вы тем временем поразмышляйте над моим предложением. Задайте себе вопрос и забудьте, а потом вспомните. Будем считать, что родственников Клавдии Степановны мы обсудили. Теперь относительно самой трагедии.

Чай оказался вкусным. Виталий Борисович пил небольшими глотками, чувствуя тепло и еще что-то, некое умиротворение, приятную расслабленность.

— Смерть, — понизив голос, сказал Алексей Митрофанович, — всегда тайна. Но тайна только для тех, кто остался здесь, а для других и вовсе не тайна, а возможное перевоплощение, продолжение пути, только в ином измерении и с учетом допущенных ошибок. Вы можете относиться к данному заявлению по-разному, однако вас интересует совсем другая сторона вопроса, а именно: что же на самом деле произошло? Что случилось и почему погибла Клавдия Степановна? Если откровенно — не знаю, мне ближе третья версия, не самоубийство или убийство, а нелепая случайность — человек упал в пролет и разбился. В качестве аргументов могу привести следующие соображения.

Алексей Митрофанович еще разок глотнул и поставил на стол чашку.

— Во-первых, я ее не почувствовал, когда проходил мимо. Не было во мне чувства, что обнаженная женщина — Клавдия Степановна. При всем своем равнодушии к ней, я равнодушным не был. Парадокс? Ничего удивительного — вся жизнь сплошной парадокс. Конечно, я испытывал некое чувство симпатии, просто я постоянно занят собой, каждый час, минутку — всегда. Да и выражать симпатию я не умею, в школе не научили, а потом мне неинтересно выражать свою симпатию. Чувствовать — да, интересно, но выражать? Скажете, поделиться душевной теплотой? А как я могу ей поделиться, когда сам постоянно зябну? Во-вторых, чтобы убить человека, нужен мотив. Какой мотив в нашем случае? Кроме попытки завладеть квартирой — никакого. Однако проверка данной версии — процесс длинный и утомительный. Только шесть месяцев нужно ждать, пока объявятся родственники. А докладывать начальству нужно уже через неделю. Самоубийство? Неплохая версия. Одинокая женщина решила свести счеты с жизнью, особенно в наши времена, когда старики предоставлены сами себе, когда о них забыло не только государство, но и ближайшие родственники. И в-третьих, что бы я вам не говорил и что бы вы не думали, решение будут принимать за вас. Вы — статист, необходимый, чтобы оформить нужные бумаги, чтобы соблюсти видимость закона. Обычно о таких вещах вслух не говорят, но ими руководствуются. Еще?

— Спасибо, чай вкусный.

— А печенье? Вы даже не попробовали.

— Простите, — неожиданно для себя произнес Виталий Борисович, — задумался над тем, что вы сказали.

На улице вновь шел противный мелкий дождь, кажется, третий день подряд, от чего устали не только люди, но и мостовая, грязные тротуары, понурые деревья с еще не отлетевшей листвой. Устали машины, заляпанные серой коркой грязи. Устал и Виталий Борисович — он шел, понурив голову, изредка уклоняясь от зонтов, попадавшихся ему на встречу. В переходе, сидя на красном пластмассовом ящике, какой-то дядька играл на баяне. Недурно, кстати говоря, попадал в ноты, но не пел. Возможно, дядька пел до того, как Виталий Борисович спустился в переход, а может, и вовсе не пел. Минуту-другую товарищ Шумный постоял, затем достал денежку и бросил ее в коробку, вероятно, из-под торта. Дядька одобрительно кивнул головой и неожиданно затянул красивым голосом.