Елена Маврина - Могрость

– Нет.

– Что ж, простите за напоминание, – сцепил он пальцы под бородкой. – Мы надеялись уничтожить все кости, стремились выжить. Возвращались с приятелями отца в Сажной, копали вдоль холма. Искали могильник рядом с валунами – впустую. Лопатой среди корней глубоко не копнешь. Разрешения обходились Глотову дорого. Дина билась в истерике.

Аня вымученно уперлась в спинку стула. Сказки, раскопки, могильник. Недомолвки, обман, клевета. Мысли заблудились в хитросплетениях прошлого.

– И вы сбежали? – упрекнула. – Разворошили улей – и дёру. Оставили ее. Бросили.

Окулов отпрянул от экрана, челюсть задергалась.

– А-а что нам оставалось делать? – Попятился, потирая грудь и хватая оскорбленно воздух. – Выползли войнуги, а в зеркале…

– Она вам писала? Звала на помощь? Те письма, та надпись на латыни: «К зверям!»

– Не было писем. Дина звонила отцу, но какой ждать помощи? Депрессия, галлюциноз, панические атаки. Он себя забывал. Что я мог предпринять? Она мертва, вы ищите виновных, но поймите, – вплотную склонился Окулов к экрану, – на вашу тетю я не мог повлиять. Никто не мог. Неч приговорен обитать у могильника. Понимаете? Она была приговорена.

Вечерок выдался нудным. Вдали над поселком могущественно багровел закат. Алена поглядывала на него раздраженно, стряхивая с плеча липкий клок паутины. Каблуки туфель противно грузли в сырую почву. Она пыталась идти по тропе, но то и дело забредала в кустистые дебри, морщась от усталости и злости. Эта жуткая пытка из-за Кости. Именинник, племянник мамы, работал в мастерской Сычева, назвал половину ее класса. Сначала веселье намечалось лучшим образом. Непринужденно болтали в кафе, орали в караоке, резали торт. Праздник посетил Костя. Без своей Лоры-Коровы. Она улыбнулась, но тут же сникла от ноющей боли в щиколотке и идущей круто тропы. Выход из леса скрылся на время из глаз. Всё испортили его дружки! Этот гоблин Ярмак подначивал: «На шашлыки! На шашлыки!» И Ксюха, и Денис. Вот свиньи! Вместо того, чтобы строить глазки Косте, она теперь плелась по бездорожью от дурацких басен у костра и прогорклой вони. Алена сморщила носик, осматривая свое короткое платье и джинсовку в налете пепла. Зараза! Только бы отстиралась. Кривясь от тошноты, она откинула резким жестом с лица волосы. Гарь въелась до тошноты. Зараза! А Костя так и не вернулся. Радость совместной поездки улетучилась. Она злилась, что вела себя слишком навязчиво. Но этот Витя! Злопамятный хорек! Уперся оставаться, досаждал Косте срочным ремонтом.

Алена посмотрела на разбухающие дождем тучи. День угасал с ее надеждами. Позади раздался шелест листвы, но она не оглянулась, сердитая на сестру, избегавшую ее весь вечер, на колкие шутки Дениса, на насекомых, искусавших ноги и лицо. Алена с досадой отмахнулась от пищавшего голодно комара, упоенно представляя месть. Она прошла целый час в одиночку. Опоздали с извинениями!

Шелест стих. Алена обернулась, снисходительно всплеснув руками.

– Я не вернусь! Зарубите себе…

И сникла. Позади никого не было. Совсем. Она закрыла воротником шею, пугливо поглядывая по сторонам. Что за шуточки? Неуверенно развернулась, обогнула раскидистый клен. С каждым шагом злость, движущая ее смелым ходом вдоль речки, слабла. Сырость усиливала гнилостные запахи. За деревьями мелькали тени – ей мерещилось преследование в полумраке.

Небо гасло, становясь сизо-серым, холодным, отстраненным. И улица, маячившая впереди, и крыши коттеджей – они отдалялись, словно уплывали, бросали ее одну. Позади громко вскрикнула птица. Алена обернулась. Она всматривалась в черные пятна в густой листве подроста. Холод пробирал до костей, делая округу неуютной, чужой. Алена опустила руку в карман джинсовки, включила телефон: палец скользил по бесполезным контактам. Накануне она поругалась с отцом, а сейчас жалела, что поплелась в этом коротком платье на противность его запретам. Пошел один гудок, второй, третий. Алена остановилась, смотря поверх экрана на преградивший путь силуэт. Некто стоял на четвереньках, противоестественно согнув спину. Она различила очертания крупного зверя – безобразного, но мощного. Алена моргала, глаза привыкали к полумраку. Ей не мерещилось: спереди жуткая тварь опиралась на руку. Израненную, какую-то… трупную. Собственный визг она воспринимала отдаленно, мыслями падая в хаос невыносимого ужаса.

Мощь крика оборвалась. Боль в затылке парализовала голос, глаза закатились, и Алене подумалось, что от шока она умирает. Но сознание угасало медленно. Она попятилась вслепую, наткнулась на корягу. Руки и лоб уперлись в ствол дерева. Ноги подкашивались, голова не соображала. Будто со стороны она почувствовала, что собственное тело стынет в сырости трав. Руки коснулись грубые когти, холодное дыхание над виском запустило оцепенение. Ее схватили за лодыжку и поволокли в заросли. Она смутно наблюдала как отдаляется, гаснет экран смартфона. Мысли забились в клетке ужаса, а затем безразличием обрушился мрак.