Он упирается коленом Майку в спину и заламывает ему руку. И смотрит на меня: что делать дальше? А я просто стою с битой в руке. Дальше может случиться все что угодно.
– Полиция едет, – наконец сообщаю я.
Майк ворочается, пытается вырваться. Однако Нолан сильнее, а я на всякий случай не выпускаю из рук биту. Лишь бы не пришлось бить снова. Но если понадобится, я сумею.
Нолан вдавливает колено в Майка, пока тот не начинает кашлять и задыхаться. Его голова повернута набок и прижата к земле, один голубой глаз уставился прямо на меня. Интересно, что он видит? Стараюсь не дрожать. Ты думаешь, что зло за стеной, за оконным стеклом, а оно гораздо ближе.
Кажется, что Майк выдохся. Он закрывает глаза. А мне нехорошо. Хотя я и чувствую облегчение. Что я натворила? Неужели я не сумею оправиться от этого? Неужели это станет еще одной трещиной во Вселенной? Той трещиной, которая опять разделит мою жизнь на до и после? И снова остается только ждать. Я считаю про себя. Как в ту ночь. Пока опасность не минует.
Проходит целая вечность, и наконец из-за деревьев доносятся голоса и треск рации.
– Сюда! – кричу я снова и снова, пока в зоне видимости не появляются два офицера полиции.
Но легче не становится. У них оружие, и пистолет одного из них направлен на меня. Точно так же Элиот в ту ночь направил на меня ружье и смотрел невидящим взглядом. В целях самозащиты, соображаю я. Вдруг им придется обороняться. Элиот тогда думал так же.
– Опусти биту! – кричит один из офицеров.
Разжимаю пальцы, бита падает на землю, а я поднимаю обе руки вверх. Ну конечно, они не понимают, что перед ними происходит: то ли Нолан в подозреваемых, то ли я. А еще на земле лежит взрослый мужчина, Нолан стоит на нем, а я держу биту в руках.
И тогда Нолан отпускает Майка и тоже поднимает руки. Но полицейские не спешат: они медленно подходят, приказывая нам сделать несколько шагов в сторону и лечь на землю.
– Это я звонила, – говорю я, задыхаясь и опускаясь на колени. – Он пытался столкнуть Нолана вниз, – объясняю я, указывая на лежащего Майка.
И наконец Нолан озвучивает, почему мы все оказались здесь:
– Он убил моего брата!
Точка. Ответ. Правда. Нолан показывает на обрыв, и больше всего я боюсь, что он посмотрит вниз. Но первым туда смотрит полицейский. Он заглядывает через край и быстро отходит, подзывая жестом напарника. Теперь он сам следит, чтобы Майк не поднялся с земли, а из-за деревьев показываются еще несколько полицейских. Начинается суета. Нас с Ноланом разделяют. Полиция огораживает периметр, а мне остается только наблюдать издалека.
Полицейский задает вопросы. Не те вопросы…
– Как тебя зовут?
– Что ты здесь делаешь?
– Откуда ты узнала….
Я называю имя, даю показания, мы снова ждем. До самого приезда Джо я стою у старой кассы. Должно быть, Нолана допрашивают в другом месте.
Полиция развернула временный оперативный центр на поляне за билетной кассой: белый тент с белыми тканевыми стенами. На парковку заезжает несколько машин. Слышу шаги. Вот появляется Нолан рядом с офицером полиции, но в мою сторону он даже не смотрит. Все его внимание обращено на людей, идущих с парковки. Человек в строгом костюме, а с ним – мужчина и женщина. Наверное, это родители Нолана.
Я жду, что кто-то из них заговорит, издаст хоть какой-то звук, побежит. Но тишину разрывает одно-единственное слово. Это Нолан, который произносит: «Мама!» еще до того, как она успевает к нему подойти. Я смотрю, как они трое обнимаются, а отец прикрывает их рукой. Никто не плачет. Никто ничего не говорит. Вот так все и кончается – тишиной. А уж Джо точно будет здесь сейчас лишним.
Нолана с родителями и мужчину, приехавшего с ними, отводят в белую палатку. Иногда видно, как внутри движутся их силуэты. Но вокруг установилась тишина: лишь изредка ее нарушает треск рации.
– Кеннеди!
Джо бежит ко мне со стоянки. И, приблизившись, тут же прижимает меня к себе.
– Прости, прости меня! Я отключил телефон в тюрьме, я не видел сообщения.
Я обнимаю его, а он не отстраняется. Он держит мое лицо в своих ладонях, как могла бы держать мама, только у него шершавые, сильные пальцы. И я закрываю глаза и перестаю сдерживать эмоции.
– Ты видел Элиота? – спрашиваю я, немного успокоившись.
– Да, Кеннеди. Он помнит лишь фрагменты, обрывки той ночи. Помнит звук выстрела. Помнит ощущение ужаса. Когда мы стали расспрашивать его, он закрылся, ушел в себя. Извини. – Джо опускает веки, будто тоже хочет спрятать эмоции. – Но он подтвердил, что ружье хранилось в сейфе в шкафу. А когда услышал твою версию произошедшего, согласился на гипноз или какую-нибудь еще терапию. Чтобы попытаться восстановить события. Теперь надо ждать, пока криминалисты поработают в доме. Ведь прошло много времени.
Читать дальше