Меган Миранда - Найди меня, если сможешь

Отпечатки пальцев Элиота на ружье. Одежда Элиота, вся в крови. Элиот, бегущий прочь от дома. Я сжимаю кулаки так, что ногти вонзаются в ладонь.

– Может, есть еще кто-то, кто поможет нам разобраться? – заикается Нолан.

И я снова качаю головой.

– Лидия разбиралась с программой и заметила дату. Дату, когда программа запустилась.

– Что за дата?

– Четвертое декабря, – отвечаю я и смотрю на Нолана, пока не вижу, что он понимает.

Четвертое декабря. До и после. Трещина в моей жизни, трещина во Вселенной. Тогда что-то произошло. Элиот Джонс не был собой.

– Разве ты не понимаешь? Этот сигнал – предупреждение. Той ночью что-то случилось. Что-то страшное, – пытаюсь объяснить я.

Нолан качает головой, а потом вдруг замирает и смотрит на меня очень внимательно.

– Понимаешь, да? – спрашиваю я, но вижу, что мыслями он где-то далеко.

Но он понимает. Иначе и быть не может.

Четвертое декабря. В газетах написано, что в этот день Элиот Джонс убил свою мать и ее близкого друга, после чего сбежал. И в том округе, и в нашем закрыли школы, пока беглеца не поймали на следующий день.

Дело было так. Мать Элиота и ее друг по имени Уилл Стерлинг, тоже преподаватель колледжа, уходили на какое-то мероприятие. А когда пришли домой ближе к полуночи, что-то произошло. Дочь Кеннеди, вернувшись посреди ночи, увидела, как от дома убегает Элиот. А затем нашла на лестнице тела.

«Преступнику не повезло», – любил повторять Саттон. Кеннеди не было дома – она пришла позже обычного. Он рассказывал, что хорошо знает девчонку, которой удалось выжить. Она была в доме своего парня, когда все произошло. У Марко. Теперь я знаю.

В газете напечатали фотографии. Вот два преподавателя колледжа: темноволосая женщина улыбается на фоне неба и океана – остальной кусок фото обрезан; и седеющий мужчина с седеющей бородой, прикрывающей квадратный подбородок. Но фото Элиота заинтересовало меня гораздо больше: ничего не выражающее лицо, пустые черные глаза глядящие в полицейский объектив.

На следующий день после трагедии, когда уже вовсю шли поисковые работы, Элиот внезапно объявился. Он шел по дорожке к дому как ни в чем не бывало и, казалось, ничего не помнил о случившемся. По непроверенной информации, на нем была та же одежда, грязная и порванная, а под ногтями – засохшая кровь. Саттон рассказывал, что Элиот дошел до самого дома, остановился только у ленты, огораживающей место преступления, и спросил: «Что случилось?» Только после этого его задержали. Он понятия не имел, что его ищет вся полиция округа.

Слухи ходили разные. Что он был под кайфом. Что он был очень агрессивен. Что это была паническая атака. Что он хладнокровно совершил преступление и убрал за собой все улики. Никто до сих пор не знает, что случилось, но все уверены, что убийца Элиот. Суд состоится на следующей неделе.

В полной тишине я барабаню пальцами по рулю. – Есть хочешь?

У нас еще час времени. Час до того, как Кеннеди нужно вернуться домой, а по ней видно, что надо ее отвлечь. От ее дома-ранчо, от дяди и заросшего двора.

– Да, очень, – отвечает она и вздыхает так, будто злится на собственный голод.

– Пицца? – спрашиваю я и ровно в этот момент замечаю указатель на дороге: «Лучшая в мире пицца». Ну что ж, весьма оптимистично, если учесть, что мы находимся в самом сердце Пустоты, штат Вирджиния, в километре от тюрьмы. Но кто я такой, чтобы судить?

– Пицца, – повторяет она, и я пытаюсь понять, как это расценивать: «Да, пицца, отлично» или «Пицца? Ты шутишь?». Но поскольку я сам умираю от голода, выбираю первый вариант.

В пиццерии мы молча становимся в очередь. Я ужасно себя чувствую в ситуациях, когда нужно тщательно подбирать слова. «Мне очень жаль, что твой брат в тюрьме, будешь двойной сыр?» – даже в моей голове это звучит нелепо. Но Кеннеди избавляет меня от неловкости, делая заказ для нас обоих. Просто после каждой позиции вопросительно смотрит на меня. Ну что ж, в одном я не ошибся: она умеет нести ответственность.

Вытаскиваю бумажник. Денег практически нет. И надо принимать решение, чего лишиться: бензина или обеда. На крайние случаи у меня есть кредитка. А разве сейчас не крайний случай? Но Кеннеди предлагает расплатиться. Вернее, настаивает на том, что платит она.

– С тебя машина, с меня еда.

Я беру напитки, она – номер заказа, и мы ждем, пока нам принесут пиццу с пепперони и колбасками.

– Ну… – заговариваю я, надеясь, что она подхватит.