Сергей Бабернов - Возвращение

Не понимая, что делаю, я достал сторублёвую купюру. Она мгновенно исчезла в лохмотьях младенца. Тут началось невообразимое. Соотечественница Будулая, говорившая до этого без малейшего акцента, вдруг перешла на тарабарское наречие, изредка разбавляемое с трудом различимыми обещаниями несчастий. Я понимал, что меня дурят, но ничего поделать не мог. Я беспомощно наблюдал то за сверкающими зубами цыганки, то за исчезающими в лохмотьях деньгами. Моими деньгами.

«Только бы до баксов не добралась!» — засело у меня в мозгу.

Прохожие поглядывали на нас кто с сочувствием, кто с насмешкой. Милицейский патруль тактично отвернулся, заметив сеанс предсказания. Я зачарованно смотрел, как смуглая ладошка юркнула в мой внутренний карман и вытянула четыре оставшихся портрета второго президента США.

— Ну, и долго тебя разводить будут? — услышал я.

Рука цыганки застыла. Я повернул голову. Рядом стоял высокий, широкоплечий парень. Длинные тёмные волосы, нос с горбинкой. Правое веко слегка подёргивалось, отчего его карие глаза казались безумными. Он тряхнул волосами:

— Положи, где взяла!

Доллары вернулись на место.

— Всё забери! — лепетала цыганка. — Не нужно от тебя ничего! Уходи только! — она выглядела испуганной, только смотрела почему-то на меня, а не на неожиданного заступника. — Уходи подальше, Христом Богом молю!

— Остальное! — незнакомец кивнул на тряпичный куль.

Цыганка сунула мне пачку сторублёвок и бросилась бежать, лавируя между прохожими, подобно хорошему горнолыжнику на сложной трассе.

— Так с ними и надо, сынок! — одобрил пожилой мужчина. — Отбились от рук. Работать не хотят.

— Валил бы ты отсюда, дед, — беззлобно ответил спаситель моих финансов. — Цирк кончился.

— Ты как разговариваешь, хулиган?! — возмутился пенсионер. — Да я тебе…

— Сказано — отвали.

Пыхтящий старик поплёлся прочь, бормоча что-то о молодёжи.

— Спасибо вам, конечно, — произнёс я. — Но зря вы с ним так.

— Когда тебя обували — он в сторонке стоял, а теперь подскочил. Стервятники!

— Даже не знаю как вас…

— Потом поговорим, — перебил незнакомец. — Этот Нострадамус из Марьинского табора инквизиторов ведёт.

Я проследил за взглядом парня. Цыганка возвращалась. Уже без младенца, но с двумя патрульными.

— Менты у них крышуют, — скривил губы парень. — Давай-ка ноги уносить. Не то нам такое предскажут…

Я никогда не считал себя низкорослым, но незнакомец оказался выше чуть ли не на голову. Тем не менее, я мог только подивиться его умению растворяться в толпе. Я едва поспевал за скользящей тенью. Его никто не замечал. Зато я чувствовал себя голым посреди Первомайской демонстрации. Казалось, взгляды всей площади прикованы именно ко мне. Оглядываться я не решался, уже чувствуя между лопаток удар каучуковой дубинки и крепкий милицейский ботинок на копчике.

Мы проскочили несколько подземных переходов, пересекли бесчисленное количество грязных двориков и оказались… С противоположенной стороны вокзала. У платформ Курского и Горьковского направления.

— Теперь пусть поищут, — хмыкнул незнакомец. — Много она у тебя вытянуть хотела?

— Пятьсот.

— Пятьсот «зелёных»? План «Перехват» объявлять не будут, но поостеречься стоит, — он на мгновение задумался. — Действуем так: спускаемся вниз — подземные менты с уличными в делах бизнеса не контактируют, проскочим в метро, а там — прости-прощай! Разбежимся каждый к себе.

— Мне вроде некуда бежать.

— Бомж?

— Из дома ушёл.

— Очень вовремя! И перекантоваться не у кого?

— Не хотелось бы обнаруживать себя. Понимаете у нас с моей… гм… Не важно. Не у кого. Может быть, вы могли бы… Я заплачу.

Он смотрел на меня минуты три, потом вдруг расхохотался.

— Дело в том, приятель, — он вытер слезящиеся глаза, — что я тоже вроде как из-под венца сбежал… И тоже… гм…

— Почему вы решили…

— Прекрати выкать! Меня зовут Сид. Запомнить просто.

— Очень приятно, Сид. Я — Александр. Так почему вы… ты решил, что я…

— Это твои проблемы, парень! Тебе, действительно, не у кого переночевать?

— Есть один приятель. Хотя…

— Попытка, не пытка. Двигаем к телефону

Я удивлялся Сиду. Он шёл так, словно ничего не случилось. Я, по правде говоря, переставал дышать даже перед форменными фуражками носильщиков. Что это? Ужас перед представителями власти? Реакция мухи, случайно влетевшей в дом? Сколько ни кружи — всё равно прихлопнут. Повезёт — сдохнешь, попав между рамами или наглотавшись «Дихлофоса». Мы все мухи. Это я понял семнадцать лет назад. Перед пауками и прочими хищниками мы виноваты уже лишь потому, что появились на свет и осмеливаемся жужжать.