Кара Томас - Где скрывается правда

Свет на углу Главной улицы постепенно приближается. Вдруг подо мной раздается неприятный хлопок, и я останавливаюсь. Улица пуста, но я осторожно отвожу велик на край дороги, чтобы проверить, что случилось.

– Черт. – Я выдыхаю воздух с медленным шипением. – Чтоб тебя, сука, ненавижу.

Мне ни за что не проехать двенадцать миль до Оленьего Бега и обратно со спущенной шиной. До Гринвудов всего десять минут езды – еще не поздно развернуться и поехать обратно. Впрочем, в нескольких сотнях ярдов отсюда есть заправка, и можно попробовать подкачать шины на велике там. Может, они просто спустились от старости.

Я вытираю пот со лба плечом футболки. Мне надо добраться до Оленьего Бега, а пешком я не смогу, поэтому остается один вариант. Я слезаю с велика и веду его по Главной улице до «Квик-Марта». Парни, с которыми мы вчера вместе наблюдали за полицией у дома Ари, ездят на скейтах по парковке. Декер Лукас наблюдает с обочины; на колене у него пачка лакричных конфет.

– Привет. – Он машет мне лакричной палочкой. – Снова ты.

– Снова я, – отвечаю я.

– Ого, как ты на нем ездишь? – Декер кивает на шины.

Я беру у него конфету. Он наклоняется, чтобы осмотреть переднее колесо.

– Приличная дыра, – заявляет он. – У меня есть набор, могу подлатать.

– Правда? – Я готова кинуться ему на шею. Почему-то желание попасть в Олений Бег прямо сейчас отдается стуком у меня в груди.

– Только он у меня дома, – говорит он, и почва уходит из-под ног.

– А-а-а. – Я разрываю конфету зубами пополам.

– Я живу за углом, за школой, – говорит Декер. – Можно дойти пешком.

– Здорово. Спасибо. Я тогда куплю тебе еще конфет.

Декер смеется и отмахивается от меня. Друзьям он не говорит, куда идет, а им, похоже, все равно. Я веду велик Кэлли вдоль обочины, пока Декер летит по улице на скейтборде.

– Так ты, выходит… вернулась? – Декер внезапно останавливается и ждет, пока я его догоню, вероятно, осознав, что бросать меня невежливо.

– В Фейетт? – Вопрос не трудный, но ответ мне дается с трудом.

– Да. Ты сюда насовсем?

– Нет. – Я ковыряю резиновую бахрому на ручке велика. – Папа заболел. Я приехала попрощаться.

Я поднимаю голову на Декера. Глаза у него полезли на лоб.

– Какой ужас, – отвечает он. – Нам сюда, можно срезать по футбольному полю.

Я иду за ним, чувствуя благодарность за то, что он не стал расспрашивать. Справа забором-сеткой огорожена игровая площадка для младшеклассников. Со времен моего детства здесь поменяли все турники.

– Я живу на другой стороне улицы, – говорит Декер. – Смотри, не наступи на гусиный помет.

Мы идем вокруг зеленых кучек как по минному полю и ныряем в пролесок на краю футбольного поля. Он выходит на тихую дорогу. Я шагаю за Декером, мимо проезжает машина.

Его дом – в стиле ранчо и выкрашен в ярко-зеленый цвет. На подъездной дорожке стоит старомодный автомобиль. Когда Декер снимает замок с гаражной двери и поднимает ее, я понимаю, почему машина припаркована на улице. Для нее там просто нет места. Повсюду стоят полугнилые картонные коробки, пылятся старые телефонные справочники. Это похоже на шоу, которое смотрит моя бабушка: там человек в защитном костюме заходит в дом, находит пару дохлых кошек, и в конце все плачут от счастья.

– Эх, – вздыхает Декер, – мама не любит выкидывать вещи.

– Это круто, – отвечаю я, потому что кончики его ушей уже покраснели.

– Многое из этого – папино барахло, – бессвязно говорит он. – Прошло уже одиннадцать лет, а мама все думает, что он вернется за этими вещами.

Декер стучит пальцем по подбородку, словно позабыв, зачем мы тут стоим.

– А, да! Набор.

Пока Декер рыщет в глубинах гаража, я просто жду, засунув руки в карманы. Слышится возня, и затем он возвращается с набором для ремонта шин. Я сажусь на землю, прижав колени к груди, и наблюдаю, как он работает над великом.

– Так сколько ты здесь пробудешь? – спрашивает Декер.

– Я должна была уехать сегодня, но решила дождаться похорон Ари Каучински.

– Помню, как вы с ней играли пластиковыми медвежатами в садике мисс Броган. Она говорила, что с их помощью надо учиться считать, но вы вечно делали из них медвежьи армии. – Декер качается на пятках; когда переходит от шин к цепи, изо рта у него высовывается кончик языка. – Не верится, что она умерла. Кому такое вообще могло прийти в голову? Она была такой милой.

Милых девушек всегда обижают. Как будто вселенная получает какое-то извращенное удовольствие оттого, что забирает милых девушек одну за другой. А ведь мир наблюдает за этим и, в свою очередь, получает извращенное удовольствие от оплакивания очередной милой девушки.