Джей Баркер - Четвертая обезьяна

Миссис Картер по-прежнему не сводила с нас взгляда.

— Итак, — продолжал отец, — жизненный цикл человека, вырезанный над входом в святилище Тосёгу, включает девять резных панно; обезьяны появляются на втором. Может ли кто-нибудь сказать мне, как зовут этих обезьян?

Я, конечно, знал ответ и с серьезным видом поднял руку. Если миссис Картер тоже знала ответ, она предпочла не участвовать в нашей беседе.

Отец посмотрел на меня, потом на миссис Картер и снова на меня.

— Раз ты первый поднял руку, тебе и отвечать. Назови-ка их имена!

— Мидзару, Кикадзару и Ивадзару!

— Ты совершенно прав! Дайте мальчику заслуженную награду! — Отец заулыбался. — Ты получишь бонусные очки, если знаешь, что означают их имена!

Конечно, отец знал, что я отвечу правильно, однако любил такие невинные забавы, поэтому я ему подыграл:

— Мидзару значит «не вижу зла». Кикадзару — «не слышу зла», а Ивадзару — «не говорю зла».

Отец медленно кивнул и постучал миссис Картер по колену.

— Возможно, вы встречались с их изображениями; сюжет запечатлен на многочисленных картинах и в статуэтках. Первая обезьяна закрывает глаза, вторая — уши, а третья прикрывает своей волосатой лапой рот.

— Значит, когда миссис Картер употребила плохое слово, она нарушила правило Ивадзару, — уверенно заявил я.

Однако отец покачал головой:

— Нет, сынок; хотя грязно ругаться плохо и это признак неразвитого ума, для того чтобы нарушить правило Ивадзару, ей пришлось бы сказать что-то плохое о ком-то.

— А-а-а, — кивнул я.

Миссис Картер застонала и задергалась. Цепи зазвенели.

— Тише, тише, Лайза. Тебе тоже дадут слово, и до тебя дойдет очередь, только ты должна быстрее поднимать руку, — обратился к ней отец.

Она снова дернулась, цепи ударились о трубу и о металлический каркас раскладушки. Она разочарованно застонала.

— Может быть, тогда ты скажешь?

— Есть и четвертая обезьяна, но о ней никто ничего толком не знает, — ответил я.

Отец кивнул:

— Первые три обезьяны определяют правила, согласно которым должны жить мы все, но самая важная — именно четвертая.

— Сидзару, — сказал я. — Ее зовут Сидзару!

— Она символизирует принцип «не совершаю зла», — подхватил отец. — И это, конечно, самое главное. Если кто-то увидит или услышит зло, тут от него самого мало что зависит. Если кто-то говорит зло, такой недостаток тоже можно исправить, но, когда зло совершают… тому, кто совершает зло, нет прощения!

— Те, кто совершают зло, — нечистые, да, отец?

— Да, сынок, определенно. — Отец снова повернулся к миссис Картер. — К сожалению, ваш муж попал в последнюю категорию. Таким, как он, не место на нашей большой планете. Правда, лично я предпочел бы избавить мир от его грязи чуть более осмотрительно, чем показалось уместным моей милой женушке, но что сделано, то сделано, и нет смысла волноваться из-за того, что мы не в силах изменить. Кроме того, я бы также предпочел, чтобы вы не стали свидетельницей наших вчерашних забав, но вы решили поиграть в детектива и увидели то, что не должны были видеть. Поэтому мы попали в затруднительное положение. Что с вами делать?

— Она чиста, отец? — вынужден был спросить я, потому что ответа я не знал. Конечно, она видела и слышала зло, но отец еще раньше говорил мне, что такие нарушения простительны. Говорила ли она зло? Совершала ли зло? Этого я не знал.

Отец убрал с глаза миссис Картер прядь волос. Долго молча смотрел на нее, потом ответил:

— Не знаю, сынок, но собираюсь выяснить. Мистер Картер был человеком неприятным, здесь никаких сомнений быть не может, но кое-что подтолкнуло его к действию — что-то нажало последнюю кнопку и вызвало извержение. — Он дотронулся кончиком указательного пальца до синяка под глазом миссис Картер. — Все время спрашиваю себя, что это могло быть и не стоит ли за всем произошедшим наша милая миссис Картер.

Я снова вспомнил картинку: мама и миссис Картер сплелись в объятиях. Я не мог рассказать об этом отцу. Пока не мог. Если действия миссис Картер побудили мистера Картера нарушить правила, не разумно ли предположить, что в действиях миссис Картер отчасти повинна и мама? Если мама нарушила правила… последняя мысль была для меня невыносима.

Отец пристально смотрел на меня. Знал ли он? Выдал ли я себя? Отец не стал настаивать. Вместо этого он встал и показал на поднос с завтраком:

— К сожалению, ваш завтрак остыл. Но уж как есть, так есть. Надеюсь, в следующий раз вы примете предложенную вам еду с улыбкой, а не так грубо. — Он похлопал меня по плечу: — Не забудь, сынок, никакой утвари для нашей гостьи.