Дуглас Престон - Обсидиановая комната

Алоизий . Она поняла, что прошел почти час без ее постоянных мыслей об опекуне. И теперь, вспомнив о нем, она не почувствовала обычного приступа скорби. Наверное, она стала понемногу смиряться с его смертью.

Нет, она не сообщит об этом Проктору. По крайней мере, пока. Она находилась в своей стихии, знала десяток других мест в этих огромных подземных склепах, мест еще более тайных, куда она может удалиться. Однако какое-то шестое чувство говорило ей, что этого не потребуется. Случившееся было вторжением… но оно не ощущалось как насилие. Оно казалось чем-то другим. Констанс пока не знала, чем именно, но почему-то чувствовала, что в эти времена отчуждения и страшного одиночества разделяет свое затворничество с каким-то родственным призраком.

Тем вечером, закончив все свои дела, она проявила осторожность и поставила блокировку с внутренней стороны двери, выходящей в комнату с японскими гравюрами. Не меньшую осторожность проявила она, и войдя в свою спальню: закрыла дверь на задвижку и положила свой маньягский стилет так, чтобы был под рукой. Но прежде чем сделать это, она принесла в свои покои прекрасную орхидею в не менее прекрасной вазе и поставила на край письменного стола.

Констанс оторвала взгляд от своего дневника.

Что так неожиданно привлекло ее внимание? Какой-то шум? Она прислушалась. Но в нижнем подвале было тихо, как в склепе. Может, потянуло сквознячком? Какая нелепость: в этом древнем пространстве, на такой глубине под улицами Манхэттена, никогда не гуляли сквозняки.

Констанс вздохнула. Ничего не случилось, просто она ощутила тревогу и отвлеклась. Она посмотрела на свои часы: десять минут третьего ночи. Ее глаза с печалью остановились на часах. Это были женские часы «Ролекс» с платиновым памятным колечком – подарок Пендергаста на прошлое Рождество. Часы той же марки, только мужские, были на его запястье.

Внезапно Констанс захлопнула дневник. Невозможно было избежать воспоминаний об Алоизии; все вокруг напоминало ей о нем.

Она проснулась полчаса назад. В последнее время режим ее сна нарушился – она просыпалась посреди ночи и обнаруживала, что снова заснуть не удается. Наверное, это объяснялось вялостью, которая накатывала на нее днем, вызывая желание вздремнуть, и неизбежно заканчивалась продолжительным сном. Но по крайней мере Констанс не могла обвинять в своей бессоннице последние события, смерть Пендергаста или очевидное вторжение в ее подвал: это началось еще во время их поездки в Массачусетс. В тот период ее ночные бдения способствовали важному продвижению их расследования. Теперь бессонница только раздражала.

Констанс поднялась со своей кровати и отправилась в библиотеку, чтобы сделать запись в дневнике. Но это занятие, обычно действовавшее на нее успокаивающе, тоже разочаровало: слова не хотели рождаться.

Ее глаза скользнули с закрытого дневника на тарелки с последним обедом, сложенные на подносе. Еда была холодная, словно миссис Траск знала, что Констанс будет слишком занята, чтобы съесть это сразу: хвосты холодноводных омаров под соусом ремулад, фаршированные перепелиные яйца… и, конечно, бутылка шампанского, из которой Констанс выпила слишком много. Теперь она это чувствовала, ощущая легкую пульсацию в висках.

«Словно миссис Траск знала, что я буду слишком занята, чтобы съесть это сразу…»

Странная мысль пришла ей в голову: а в самом ли деле эти блюда готовит миссис Траск? Но если не она, то кто же? Она бы не стала нанимать другого повара, тем более по собственной инициативе. Кроме того, домоправительница ревностно исполняла свою материнскую роль и никому в доме не позволяла готовить еду.

Констанс положила авторучку на стол. Что за дурацкие мысли! Наверное, это все из-за вина, к которому она непривычна, и из-за сытной еды, которую она получает. Ну, по крайней мере, тут можно что-то сделать. И если подумать, то это не такая плохая идея – поговорить с Проктором о своих последних открытиях в нижнем подвале.

Она снова взяла ручку, достала из стола лист кремовой писчей бумаги и набросала записку:

Дорогая миссис Траск,

спасибо за Ваше любезное внимание в последнее время. Я высоко ценю Вашу заботу о моем благополучии. Однако прошу Вас впредь готовить мне более простую еду и без вина; блюда, которые Вы готовили после Вашего возвращения из Олбани, были великолепны, но слишком питательны, на мой вкус.

Если Вы к тому же окажете мне услугу и сообщите Проктору, что я хочу поговорить с ним, буду Вам признательна. Пусть он оставит в лифте записку с указанием подходящего для него времени.