Стефан Анхем - Девятая могила

– Легальной?

– Да, поскольку они предпочитают, чтобы их хоронили целыми, добровольное донорство органов стоит у них на одном из самых последних мест в западном мире.

– Тогда откуда они получали все органы? – спросил Фабиан, продолжая идти вперед вдоль рядов передвижных полок, одновременно проверяя, есть ли связь.

– В основном от так называемых охотников за органами, которые орудуют в бывших советских республиках и в беднейших частях Азии и Латинской Америки. И если верить самым страшным обвинениям, часть органов они также брали у раненых палестинцев.

– Мило.

– Еще бы.

– Но в клинике в Абу-Кабире он больше не работает, – сказал Фабиан и дошел до полки под номером 152.

– Да, его уволили, как только новый закон вступил в силу, и с тех пор его не видели.

– Вот как. Он что, в бегах? – Фабиан отодвинул полку в сторону, протиснулся в образовавшийся проход и быстро нашел папки с архивным номером 0912-305.

– Как я уже сказала, он не делал ничего противозаконного, и ему не от чего бежать.

– И все же Хасс ушел в подполье.

Как он и думал, папки были пусты.

– Похоже, что так.

Конечно, в них лежали материалы, которые в глазах непосвященных могли напоминать материалы расследования. Несколько копий документов тут, несколько снимков там, но они не имели ни малейшего отношения к настоящему следствию.

Первый раз Дуня пошла на рождественский корпоратив в полиции Копенгагена два года тому назад. Она не могла оправиться от переживаний до весны, хотя была наслышана о реках алкоголя, танцах лимбо, где каждая неудачная попытка стоила предмета одежды, и сломанных под весом человеческих тел копировальных машинах. Но она не была готова к тому, что это поле битвы окажется во много раз хлеще, чем фестиваль в Роскилле. Коллег, которые в обычной жизни производили впечатление вполне благоразумных людей, словно подменили, и они вели себя как свиньи, которым сделали лоботомию. И это еще мягко сказано.

На следующий год она лежала дома с гриппом, который не оставлял ее в покое до января. Когда Дуня вышла на работу, никто не хотел рассказывать подробности, но решение руководства в дальнейшем проводить рождественские корпоративы по понедельникам говорило о многом.

Несмотря на это, Дуня сначала решила не идти. Главным образом потому, что Слейзнер посадил ее рядом с собой, но еще и потому, что знала, как переживает Карстен. Как бы она ни заверяла его, что ей никогда не придет в голову пойти на сторону, тем более с коллегой по работе, Карстен набрасывался на нее, как следователь на допросе, и требовал полного отчета за каждую проведенную на вечере минуту.

Но в конце концов она передумала. Не потому, что ей хотелось пойти. Нет, ей было не до праздников. Поражение у Педерсена в отделе судмедэкспертизы не отпускало ее, и хотя анализ ДНК образца спермы указывал на Бенни Виллумсена, она не могла поверить, что он действительно стоит за убийствами. Он не только совершенно ничего не понял, когда она спросила его о производственном помещении под Чевлинге. Он к тому же был на голову выше и на несколько размеров больше, чем тот мужчина, которого Дуня застала за разделыванием Кати Сков.

Где-то есть совсем другой мотив, связанный с пропавшими органами, в этом она была уверена, и ей было трудно понять, почему у Хеска, Педерсена и Рихтера нет желания выяснить это. Словно они так прогнулись под Слейзнером, что не решались идти на конфликт. Или, может быть, у них просто нет сил в эти последние дни перед Рождеством.

Сама она не хотела оказаться в их положении и пользоваться свободой от ответственности и возможностью всегда свалить вину на кого-то другого. Когда ничто, по большому счету, не имеет значения. Особенно правда. И тут она вспомнила о том, что сидит рядом со Слейзнером.

Дуня решила прибегнуть ко всем уловкам и по максимуму использовать ситуацию, чтобы склонить его на свою сторону и дать ей возможность продолжить расследование. Поэтому в кои-то веки она более тщательно наложила макияж, а не просто тушь для ресниц и тени для век, как обычно. С помощью пудры и крема ей удалось замаскировать самые страшные синяки и, перепробовав несколько помад, она выбрала самую красную, идеально подходящую к красному платью. Вместо маленьких жемчужных сережек, которые мама подарила ей на конфирмацию, Дуня надела два больших золотых кольца, забинтовала левую лодыжку, которая уже начала заживать, эластичным бинтом, натянула чулки с контрастной стрелкой и наконец надела туфли с самыми высокими каблуками, какие у нее были.