Вячеслав Прах - Он умел касаться женщин

— Я не пытался покончить с собой, доктор. Вы что-то напутали, — безразлично ответил юноша.

— Хорошо, может быть, и напутал. Тогда объясните мне, Люк, по какой причине вы лежите в этой лечебнице?

— Я бросился с обрыва, но не долетел до воды.

— Но ведь расстояние до воды было внушительным, Люк. Будь вы олимпийским прыгуном, то все равно бы не допрыгнули к воде. Вы это знаете и сами… Ваша мама мне сказала, что вы никогда не врете и не стоит ваши слова делить на два. Это, безусловно, облегчает мою задачу, но вот какая проблема, вы говорите, что хотели допрыгнуть до воды, но я, как человек прямой и прагматичный, не вижу, каким образом вам удалось бы добраться до воды, если расстояние от края обрыва и до берега речки было минимум пятнадцать метров.

Мужчина немного помолчал, а затем добавил:

— Из этого напрашивается только один очевидный вывод, что вы, молодой человек, сумасшедший, но не лгун. Или же наоборот! Лгун, но не сумасшедший. Кто же вы, Люк?

— Я ни тот, ни другой. Я человек, который точно уверен в том, что обязательно допрыгнет до берега, прыгая с края обрыва вновь и вновь. Учитывая все свои ошибки. У меня есть свои соображения насчет прыжка, и я не сумасшедший, доктор.

— Хорошо, Люк. Не хотелось вас причислять к сумасшедшим. Поделитесь со мной своими соображениями?

— Нет, не хочется.

— Ничего, держите их при себе. Но позвольте тогда задать вам другой вопрос. Почему вы, самонадеянный прыгун на фантастические расстояния, позволили матери воспринять свое падение как способ лишения жизни, а не как неудачную попытку прыжка? Она знает, что вы прыгаете с обрыва?

— Нет.

— Вы не сочли нужным посвятить ее в свое увлечение?

— Да.

— Если оценить по десятибалльной шкале, как хорошо вас знает мама, Люк, какой балл вы бы поставили?

— Ноль.

— Начиная с единицы, Люк, — уточнил быстро доктор.

— Ноль, — повторил юноша.

— От одного до десяти, Люк. — Доктор словно издевался над ним. Но на самом деле мужчина проверял его чувства к этой невысокой темноволосой женщине, которая привела своего сына в лечебницу и без лишних прелюдий заявила, что здесь ему самое место.

— Один, — наконец сдался маленький бунтарь.

— Хорошо. Это выяснили. Значит, вы пытались допрыгнуть до воды, верно?

— Не совсем так.

— А как?

— Я пытался до воды долететь, доктор… — честно признался юноша.

— Вот оно что. Вы пытались долететь. Прекрасно! Долететь на руках или на каких-либо рукотворных крыльях?

— Сначала на деревянных досках из забора, затем на пластиковых вставках для рук, затем уже на легкой фанере. Я решил сделать крылья практически невесомыми, мне казалось, что в этом суть. Взмах рук во время парения в воздухе был достаточно сильным для того, чтобы пролететь хоть немного, продержаться в воздухе всего несколько секунд, но это не помогло. Я упал вниз.

— Сколько раз вы падали, Люк, за все время?

— Больше двухсот пятидесяти раз. Я сбился со счета.

— Вы, наверное, весь в синяках. — подметил доктор.

— Нет, я почти всегда приземлялся на песок. Это в последний раз я упал на осколок стекла левой ногой, а затем споткнулся и ударился головой об маленький камень.

— Вы пролежали там до вечера, верно?

— Да, меня нашли рыбаки и отвели домой.

— Маму сильно огорчило ваше падение, Люк?

— Она не знала о падении, доктор. Она считала, что я решил убить себя таким глупым способом.

— А какой способ в этом деле, по-вашему, не глупый, Люк?

Юноша ответил сразу:

— Если бы я хотел свести счеты с жизнью, то залез бы на нашу местную башню, у нас есть одна постройка в лесу, что-то вроде старой каменной крепости, которую мы прозвали «башней» из-за того, что она похожа на настоящую башню и фигуру ладьи на шахматной доске. Я бы залез наверх и прыгнул головой вниз на бетон.

— Вы могли бы сломать себе шею, но остаться в живых. Метод-то не самый действенный.

— Исключено, доктор. Вы не видели ее. Там этажа четыре до земли. Я бы превратился в лепешку. — Люк немного помолчал, а затем добавил: — А какой, по-вашему, самый действенный метод?

Будущий директор этой лечебницы улыбнулся. Десять лет назад мужчина был как будто бы более человечным, чем сейчас. А может, он просто представил Люка в роли сына, которого у него никогда не было.

— Самый банальный, Люк, — вскрыть вены. Но не на руках, а на шее. Стоит перерезать сонную артерию, и приезд скорой помощи уже бесполезен. Если вы, конечно же, не передумаете умирать, не возьмете в руки толстую иглу и не зашьете себе ровными швами горло, глядя в зеркало. Не зашьете ведь, Люк?