Альбина Нури - Город мертвецов [litres]

Инна прижала руки к лицу, и поэтому следующие слова звучали приглушенно:

– С Лерочкой мы очень сблизились. Я чем-то приглянулась ей, она пожалела меня и взяла под свое крыло. Детей у нее не было, да и вообще не было никого, она возилась со мной, как с родной. Я тоже к ней привязалась, полюбила. За год до того, как я окончила школу, Лерочка умерла. Эту комнату она мне завещала. Ты, может, знаешь.

– Если и знал, кто тут прежде жил, то забыл, – ответил Володя. – Кстати, сиротам разве не должны квартиры давать?

– Должны, да не обязаны, – усмехнулась Инна. – Нет единого на всю страну закона или четкого нормативного акта, который бы гарантировал жилплощадь таким, как я. В каждом регионе делают, как считают нужным. Тебя ставят в очередь, и ты ждешь… Вроде должны сироты получать квартиру до достижения двадцатитрехлетнего возраста, но очередь почти никогда вовремя не подходит, вот люди и ждут годами. Мне сказали, бывали случаи, когда получали свои метры и в сорок, и в пятьдесят. Я ходила, узнавала в первое время, потом рукой махнула. Да и то, что у меня в собственности комнатенка эта оказалась, давало, наверное, основания меня отодвигать. Впрочем, не знаю, я на это дело плюнула. – Инна помолчала. – Ладно, сейчас не об этом. Я просто хотела сказать, что один провал в моей памяти уже был. Сам видишь, прецедент создан. Может, в моей голове была заложена бомба замедленного действия, и вот она взорвалась и разнесла вдребезги мою с трудом налаженную жизнь.

Вот тут Володя и сказал, что в дурдом ей рановато.

– Я не думаю, что тебе все привиделось. Не верю, будто ты год просидела где-нибудь, позабыв, кто ты такая, а потом объявилась, когда морок прошел.

Инна смотрела на него, внимая каждому слову.

– Ладно, допустим, ты сняла и спрятала где-то свою одежду, весь год носила что-то другое, а теперь снова надела те самые брюки с футболкой. Но прическа твоя? А маникюр? Все точно такое, как в тот день, когда ты села в автобус, верно? Как такое возможно? И самое главное – старуха!

– Точно! – вскричала Инна. – Она говорила про Старые Поляны так, будто знала это место! Да и вообще, та старуха, можно сказать, посадила меня в автобус. А я даже не подумала спросить, откуда она знает, куда я еду! Увидела надпись «С. Поляны» – и рванула.

– Автобус должен был вот-вот отъехать, ты бежала – старуха могла просто угадать. Или же она всех туда отправляет.

Перед мысленным взором Инны возникла та женщина. Надо признать, она выглядела сумасшедшей, как Шляпник. Можно ли относиться к ее словам всерьез?

Володя угадал, о чем она подумала.

– Судя по всему, верить ей сложно, но ведь можно спросить на всякий случай. Она, кажется, постоянно обитает на вокзале… Кстати, почему ты не позвонила подруге?

– Я попробовала. Из Лариного кабинета. Телефон отключен, банковский хлыщ не соврал. Поверить не могу, что единственный человек, которому я доверяла, предал меня. От Натуси и Димы все узнали, что я якобы уехала. Меня не пробовали искать. Никто не написал заявления в полицию, никто не…

Инна не смогла закончить. Усталость навалилась внезапно: может, это была защитная реакция, поскольку говорить о Натусе было тяжело.

Инна подумала, что ей хочется лечь, проспать часов двадцать и проснуться в своей квартире. Но коль уж это невозможно, то хоть заснуть в нормальной постели, а не в каморке для швабр.

– Мне нужно поспать. Извини, – пробормотала она, обрывая разговор. – Давай отложим беседы до завтра.

Володя не стал возражать. Убрал со стола, вымыл посуду, когда Инна уже крепко спала. Но назавтра продолжить разговор не получилось.

Инной овладела апатия, а точнее – навалилась настоящая депрессия.

С утра, проснувшись, она еще оказалась способна делать что-то: перебрала свои вещи – осколки прошлой жизни. Но хватило ее лишь на то, чтобы переложить одежду и обувь в шкаф да отнести в ванную зубную щетку. Косметичку, парфюм, сувениры и прочие мелочи, до которых теперь ей не было никакого дела, Инна просто высыпала в выдвижные ящики, как яблоки из пакета. Книги так и оставила в коробке, задвинула в угол.

А после улеглась в кровать и снова заснула.

Она заперлась в комнате, выходя только в ванную и на кухню – попить воды. Есть не хотелось, не хотелось вообще ничего.

Володя подходил к двери, спрашивал о чем-то, что-то говорил, она мычала в ответ нечто невразумительное, не пытаясь вникнуть в смысл. В голове было пусто и звонко, даже сожаление куда-то подевалось, даже мысли о потерянном благополучии не беспокоили.