— Что-то здесь не так. Странная записка, будто диктовал ему кто-то, — шептал он себе под нос. — Надо на экспертизу отдать. Что же ты, Олег Львович, удумал, дурачок, куда торопился?
Токарев закрыл глаза и увидел лицо живого Волкова, тряхнул головой, отгоняя наваждение.
Из объяснений администрации СИЗО следовало, что никто в камеру Волкова не заходил с двадцати трех до шести утра. В одиночку же арестанта перевели в связи с тем, что сокамерники, среди которых есть и уголовники, заподозрили того в изнасиловании. То есть мог произойти самосуд в соответствии с их понятиями. Чтобы предотвратить насилие, Волкова и перевели. Это во-первых, а во-вторых, закон запрещает содержать в одном месте обвиняемых и осужденных.
Наблюдение за обвиняемым, через глазок, проводилось в двадцать четыре часа, в два ночи и четыре утра. Без нарушений, всё отмечено в журнале. Смерть наступила в период с четырех до пяти утра.
Следователь захлопнул папку с документами и уперся неподвижным взглядом в стену. Невыносимая тоска согнула его плечи, тошнота подкатила к горлу. Конечно, Волков не был виноват в смерти Безроднова, конечно, его не следовало задерживать и помещать в СИЗО. Проклятый Титов придумал и реализовал свою гнусную, бессмысленную схему, в результате которой умер безвредный, безвинный человек.
В довершение ко всему та смена, в период дежурства которой умер Волков, уже сменилась, и поговорить не с кем. Начальник оперчасти, как и предполагалось, ничего более пояснить не смог, кивая на папку с бумагами как на источник исчерпывающей информации. Камеру уже убрали, площадей катастрофически не хватает, и там теперь поселили другого арестанта.
Расчувствовавшийся Токарев решил съездить в морг, лично осмотреть тело, но по пути передумал. «Патологоанатома наверняка уже в больнице нет, придется искать дежурного, потом ключи, потом рыться в картотеке и искать тело. Ладно, все равно надо дать команду перевезти тело в судебно-медицинский морг, там и посмотрим. Отложим удовольствие на другое время».
Короткая неделя незаметно заканчивалась. В пятницу Николай Иванович и Зайцев плотно сидели в кабинете, готовя закрывающие документы. Материалы следовало передавать прокурору, а потом в суд. Над бумагами работали все, имеющие отношение к этому делу. Писанина накрыла отдел волной, погребла под собой все положительные эмоции, связанные с раскрытием, с ожиданиями премий и наград.
Еще с утра коллеги договорились после работы заглянуть в кафе «Марсель» к знакомому ассирийцу, отдохнуть и отметить окончание рабочей недели. Как бы там ни было, но следствие закончено, теперь пусть другие работают, разыскивают Семигина, объявленного во всероссийский розыск. Звонки из Москвы прекратились, начальство довольно, сроки выполнены. А остальное? Потом, по ходу дела и остальное подгребется.
Версия о самоубийстве Волкова получила неожиданное и убедительное подтверждение. Пришла экспертиза содержимого ЖКТ, прозекторы называют это «вкусняшки». Из заключения следует, что помимо водки Волков принимал амфитамин, аналогичный по составу тому, который еще недавно распространялся на дискотеках и в общежитиях города, идентичный по составу средству, найденному в организме чернокожего Сагессе, влюбленного студента из Конго. При соединении с большим количеством алкоголя препарат вызывает сильнейшие галлюцинации, так что Волков под их воздействием вполне мог и сам на себя руки наложить. Другой вопрос, откуда он в застенках достал зелье? По данному вопросу можно начать расследование, а можно и не начинать. Более интересный вопрос — как после месячного полного отсутствия наркотика в городе он снова появился? Причем не только в организме профессора, но и на улицах. Зафиксирован случай продажи таблеток из новой партии. Где-то снова открылось производство.
— Василий, — окликнул Токарев товарища, который с радостью воспользовался возможностью перестать печатать. — Посмотри. Записка Волкова написана шариковой ручкой, а в описи предметов из его камеры числится только карандаш. В то же время почерк определенно его. По крайней мере очень похож. Как такое может быть?
— Могли ручку свистнуть и в опись не включить — раз, — задрал глаза к потолку Зайцев. — Могла ручка закатиться куда-нибудь или в унитаз упасть — два. Вряд ли сейчас установишь истину, надо было сразу — три.
— Поручим Федорову. Он дотошный, пусть пороет.
— Не возражаю.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу