Сергей Протасов - Страшный человек. Следователь Токарев. История первая

— Титов с ним не встречался? Чем тот заниматься будет, не спрашивал?

— По-моему не встречался, а чем заниматься будет, начальница кадров спрашивала. Он ответил, что перспективные химические разработки по личному указанию Волкова, детали профессор сам расскажет, если сочтет нужным. Ну, мы и отстали. Генеральный махнул рукой: «Пусть работает». Вот и всё.

— Записка Волкова сохранилась?

— Конечно, в деле. Но вы туда сейчас попасть не сможете, ключ только у Надежды, а она уехала в Москву на праздники. Три дня все-таки отдыхать. Кадры и бухгалтерия опечатаны.

— От кабинета директора ключ у вас?

— У меня только от приемной, кабинет директора никогда не запирается, его ключ в его кабинете где-то. Наверное, в столе. Так Олега Львовича отпустили?

— Он вчера умер в СИЗО, — бросил Токарев и вошел в кабинет Титова, закрыв за собой дверь.

Секретарша остолбенела, постояла с минуту неподвижно, потом стала судорожно набирать номер на своем телефоне.

Токарев не спеша прохаживался по большему кабинету.

«Тут площадь метров сорок верных, — думал он, осматривая обстановку. — Флаги города и государства, портреты, спортивные кубки. И телевизор тебе огромный, и мебель дорогая и компьютер — высший класс. Красиво живут буржуи! У Котляра кабинет вдвое меньше».

Восхищенный следователь сел в удобное директорское кресло. Хорошо! Включил системный блок. На мониторе засветился запрос пароля.

— Пароль хочет, — стал комментировать вслух события Токарев. — А пароль мы не знаем, но можем поискать.

Он стал открывать бумаги на столе, залез в органайзер, поднял большие гранитные часы. На глаза ему попался стикер с комбинацией латинских букв и цифр, вклеенный в ежедневник под обложку. С третьего раза следователь вошел в систему.

— Вот и умничка! — радовался Токарев. — Что тут у нас есть?

Он сразу нашел папку «ФОТО», влез в нее и стал перебирать фотографии в поиске той, фрагменты которой нашли у Ижинского и Волкова. Отсортировал по дате изменения — ничего похожего. Залез в корзину, куда сваливаются удаленные файлы. Похоже тут давно не чистили. Вот она! Увидел то самое изображение. Проверил дату изменения — седьмое апреля этого года. Дата создания — тринадцатый год. Отправил на печать. Принтер по умолчанию отпечатал на глянцевой бумаге качественный снимок.

«Вот и всё, — печально подумал Николай Иванович, разглядывая изображение Титова, Волкова и Безроднова. — Вопрос закрыт. Осталось для верности направить Федорова на Проектируемый показать бабушкам фото Титова и опросить водителя фирмы. Но что ему предъявить? Скажет — фото печатал, но не подбрасывал, а если подбрасывал, то шутка это все. Ижинский ничего уже не скажет. Встречались они или нет, установить можно, а дальше? Скажет, по просьбе Волкова или Безроднова по пустяку какому-то. То, что он не убивал, — факт, что не заказывал произошедшее убийство — тоже ясно. Никаких мотивов для обогащения нет. В суд с этим не пойдешь. Обвинить не в чем, но и так просто отпускать нельзя».

На снимке три довольные, лоснящиеся физиономии таращились в объектив. Три счастливых удачливых друга в светлый летний день на озере.

Он до последнего момента надеялся, что Титов непричастен. Нравился чем-то ему этот неглупый человек. Все казалось, что его бравада — лишь тренировка ума, реакция язвительного характера. Двое погибли, завод разваливается. Неужели дружба может выродиться в ненависть и привести к смерти?

Токарев выглянул в приемную и увидел заплаканную секретаршу.

— Ирина, я нашел ключ от кабинета. Мы изымем компьютер, опечатаем кабинет генерального директора и лабораторию. Не возражаете? Хорошо. Документы я сейчас подготовлю. Вызовите ко мне начальника охраны. Еще. Уведомите главного бухгалтера, начальника отдела кадров, чтобы десятого подъехали в отдел, улица Гагарина, девятнадцать. Прямо с утра. Если не приедут, привезем в наручниках. Главный бухгалтер у вас Свекольникова?

— Да, Анна Вениаминовна. Вы ее знаете?

— Было дело. С мужем ее были знакомы. Интересный человек. Как он?

— Роман Сергеевич умер два года назад. Пятьдесят восемь лет, сердечный приступ. А Эдик, ее сын, в Москву уехал.

Отражение каких-то грустных воспоминаний пробежало по лицу следователя. Он негромко хлопнул ладонью по столешнице, чтобы вернуть себе бодрость.

— Ладно, Ира. Вам все понятно? Тогда выполняйте.