Александр Куприн - Бармен из Шереметьево

— Слушай, он летит в Ригу, — звонила Владу растерянная мать, — поступать в какой-то авиационный институт.

— Действительно странно, — опешил дядя, — не помню за ним никакой тяги к небу…

— Влад! Надо его отговорить. Пусть идет в наш.

— Я попробую.

Но в «наш» — единственный в Зеленограде ВУЗ — Институт электронной техники, Димка документы не сдал, а полетел в Ригу, хотя и сам оценивал свои шансы как невеликие. Вскоре после провальной попытки поступить в Рижский институт инженеров авиации в почтовом ящике обнаружилась повестка в военкомат. Мечтатель отнесся к этому спокойно и решил проситься служить в погранвойсках. Ночь за ночью его преследовал один и тот же сон, где он, швырнув в сторону автомат и фуражку, резво бежит через вспаханную КСП — контрольно-следовую полосу, прочь от Страны Советов. Поборов колебания, Димка направился к своему единственному родственнику за содействием. Ведь Влад знает всех и может все — должен же у него быть блат в военкомате! Ведь это вовсе не трудно — помочь племяннику попасть на службу в погранвойска. Дядя выслушал сбивчивую просьбу, стал задавать вопросы, потом стал в упор смотреть на племянника, надолго замолчал и вдруг спрятал лицо в руках. Дима знал, что дядя у него чувствителен и сентиментален, но тут испугался не на шутку. Влад же резко поднялся и, открыв финскую «стенку», достал карту СССР. Расстелив ее перед притихшим родственником, он стал нервно обводить карандашом всю огромную границу, протыкая при этом бумагу.

— Вот, вот, вот и вот!!! — зашипел он, показывая протяженность советских границ от Китая до Ледовитого океана. — А во-о-от этот крохотный кусочек — турецкая граница. Ведь ты уже знаешь, что финны и иранцы сразу выдают перебежчиков обратно??? Знаешь???

Дима не знал, но с готовностью кивнул. Влад пальцами вырвал участок границы с Турцией и дал этот клочок бумаги Димке.

— Бери этот кусочек, прикладывай вдоль всей остальной границы и считай!

— И что это будет? — прошептал ошеломленный племянник. — Зачем это?

— А эта дробь, эта единица, разделенная на то, что ты насчитаешь, и будет твой шанс, твой один из тысячи шанс попасть именно на этот участок!

Позже, уже в армии, Димка узнал, что на турецкий участок границы СССР существует особый отбор — шансов не было вовсе!

Контрольно-следовая полоса после этого разговора ему больше никогда не снилась.

Отношение к нему Влада стало совсем иным — внимательно-настороженным. Дядя, зная о детских мечтах племянника, и представить не мог, что все эти мечты живы, что Димка их не перерос, не забыл, не отказался от них. Это вызывало уважение и большие опасения. «Странно все же, как сильно его тянет к перемене мест», — изумлялся Влад. Сам он в восемнадцать лет ничего подобного не испытывал. Может, голос балканской крови? О Димкином отце сведений было совсем чуть-чуть. Например, известно было экзотическое имя его — Джанко, но от Зеленограда венгерский коммунист Джанко, к несчастью, был бесконечно далеко. В пору пламенной комсомольской юности сестра Влада была премирована путевкой в только что открывшийся Международный молодежный лагерь «Спутник». Там и случилось Димкино зачатие. Кроме необычного имени про отца было известно, что он этнический серб, но почему-то с венгерским гражданством. Говорить о нем мать категорически отказывалась, да Димка и не спрашивал никогда. Допытывался Влад, но только поначалу — пока не понял, что история эта случайная и никакого развития ее ожидать не следует. Отчество новорожденному записали нейтральное — Иванович. Через много лет Влад по каким-то каналам узнал, что Джанко жив-здоров, переехал в Югославию, где женился и наделал детей. «Шустрый такой папаша, плодовитый гад, — размышлял Влад, но никаких действий не предпринял, — опасно, очень опасно. Сестра давным-давно остыла к комсомолу, к тому же работает на „номерном“ заводе, да и во Владовой биографии родственник за границей означал немедленный конец карьеры. Ну его к черту, цыгана этого», — рассудил Влад и больше к этой теме не возвращался.

Влад и сам мечтал вырваться из СССР и даже когда-то пытался зарегистрировать брак с одной веселой одесситкой еврейского происхождения. Кончилось все, впрочем, ужасно — девушка рассчитывала на то, что сможет перевести этот брак по расчету в нужное ей правильное русло нормального брака. Владу ничего не оставалось, как признаться ей в своей ориентации, и это вызвало у несостоявшейся невесты такой эмоциональный взрыв, который даже немалыми деньгами погасить оказалось непросто — она уже видела себя в Бруклине с мужем-красавцем, который к тому же обязан ей своим выездом. Далее следовала провалившаяся попытка устроиться на круизное судно в Черноморском пароходстве, где он, слава богу, получил отказ на самой ранней стадии — ему объяснили, что без залога в виде любящей супруги и пары карапузов на берегу в загранкруиз его никто не выпустит. Постепенно надежда вырваться из страны угасала, а на смену ей пришли затяжные депрессии, а через несколько лет Влад уже и не был уверен, хочет ли он уехать. Он не вполне легально, но относительно безопасно зарабатывал громадные по меркам советского обывателя деньги, быт его был устроен и налажен, но именно с умершей мечты началось незаметное со стороны расстройство его психики. Впрочем, помощь и участие в жизни немногих родственников отвлекала Влада, придавала его жизни особый смысл.