Натали Дэниелс - Кукушка [litres]

Несс жевала травинку, немного подогнув ноги. На ее икрах посверкивали капельки воды, острая бедренная кость выпирала под джинсами, тонкая рука покоилась на изгибе тела.

– Что случилось? – спросила она, потому что могла. Таковы правила. Мужчинам ни в жизнь не понять чудесной интимности женской дружбы.

Я пошевелилась, оперлась на локоть, повторяя ее позу.

– Он не любит об этом говорить, так что не проболтайся.

– Конечно.

– Он сбил человека на севере Лондона. Молодую женщину. Она умерла в больнице.

(Вы бы с ним намучились, доктор Р.!)

– Мать честная! – воскликнула Несс и прикрыла рот рукой. Она часто использовала милые старомодные выражения. – Какой ужас!

– Да.

– Кошмар!

– Еще раз прошу, не проговорись, ладно?

– Да, обещаю.

– Он был не виноват. Женщина поскандалила с кем-то и выскочила прямо под колеса. Раз – и всё…

– Силы небесные! Бедный Карл!

Я впервые уловила в ее голосе сочувствие и обрадовалась. Иногда мне чудилось, что она ему не доверяет.

– Он впал в ступор, отказывался об этом говорить. До сих пор не заставишь сесть в «Ситроен».

– На вид такой веселый… – произнесла Несс, приподнимаясь и обхватывая колени руками.

Я смотрела на ее изящную гладкую спину, забранные вверх волосы и несколько выбившихся прядей. Будь я мужчиной, наверняка влюбилась бы.

Она повернулась и протянула мне бычок.

– Тяжело жить с Лией?

– Ты о славе? Или о Мисс Страдалице? – улыбнулась она.

Я имела в виду второе, она это знала.

– Привыкла. Вряд ли я смогу существовать с кем-то бесконечно позитивным. У меня чесалась бы задница.

И снова я расценила это как шпильку в адрес Карла, у которого была привычка в компании вести себя исключительно жизнерадостно. В близком общении он таким не был. Два совершенно разных человека. На людях Карл превращался в Неда Фландерса. «Кому виски-височки?» Серьезно! И насвистывал заезженные мелодии. Несс попала в точку: может зачесаться задница. Я не возражала, чтобы чесался мой собственный зад, но не хотела, чтобы чесались чужие, понимаете, доктор Р.? (Потому ли, что это бросает тень на меня?) Нам нужно, чтобы подруги одобряли наших партнеров именно так, как нужно.

– А у тебя когда-нибудь была депрессия? – с искренним интересом спросила я.

– Э-э… – Она пожала плечами и задумалась.

Никто не любит признаваться, что у него ни разу не случалось депрессии, – примут за человека бесчувственного и поверхностного. С другой стороны, не хочется говорить: да, накачивался «Прозаком» по самую макушку и каждое утро выл при мысли, что надо как-то прожить еще двадцать четыре часа, – сочтут совсем чокнутым. Нужно быть несчастным в строго определенной степени, приемлемой в приличном обществе. Согласны?

– Я всегда думаю о тех, кому гораздо хуже.

Я выпустила голубой дым в голубое небо. Да, я ей верила. Было у нее в характере что-то от Эдвины Керри: никаких глупостей и капризов, «оденься потеплее». Мне это нравилось, хотя свидетельствовало о толстокожести, которую я в ее характере замечала и раньше. Лия могла в открытую нахамить ей, и она никак не реагировала, будто это ровным счетом ничего не значит и нимало не задевает. Я бы на ее месте жутко обиделась и разозлилась. Согласитесь, доктор Р.: чужие отношения – темный лес.

В то же время я завидовала устойчивости ее психики. Как чудесно не знать этих ужасных темных состояний… Вероятно, это врожденное. Мне нравилась ее незамысловатость. Вам, конечно, виднее, но я пришла к выводу, что кнопка саморазрушения заложена в ДНК: ты либо склонен к суициду, либо нет. Необязательно, что жизнь побила тебя больше других, просто мозг запрограммирован именно так справляться со сложностями. Смерть кажется заманчивым решением проблемы. И, в конкретный момент времени, гораздо более разумной альтернативой, чем жизнь. Я уверена, что люди, склонные рисковать, скорее могут прикрыть всю эту лавочку. Моя первая попытка самоубийства случилась в пятнадцать. Я забеременела во время первого секса. Тогда это показалось концом света. Я проглотила все таблетки из шкафчика в родительской ванной. К несчастью, родаки были старыми хиппи, и мой передоз состоял из коры дуба и женьшеня.

– Я принимала антидепрессанты, – сообщила я (почему-то захотелось рассказать). – Накрыло, когда родила Энни.

Несс никак не отреагировала, судя по всему, не осуждая. Позором за это больше не клеймят.

Мы лежали на спине в траве и глядели в небо, уже порядочно обкуренные. Говорили о причине и следствии, катастрофах, судьбе, удаче и совпадениях. Наблюдали за орлом в вышине, а он наблюдал за нами. То стремглав падал вниз, но взмывал – мы решили, что до него долетает непривычный сладковатый запах сенсимильи. Перекусил кроликами и теперь до смерти скучает в обществе товарищей. Посмеялись, а потом каждая ушла в свой мир.