Эмбелин Кваймуллина - О чем молчат вороны [litres]

– В моих волосах есть краски? – спрашиваю.

– Нет. Ты вся серая.

Кроу смотрит на свои ладони.

Я падаю на кровать.

То, что помогло ей, не помогло мне.

У всех свой серый.

Может, и краски возвращаются к каждому по-своему.

Надо найти мой способ.

Если можешь назвать – можешь поймать .

Так сказала девочка из сна. Веснушка.

Ее слова стучат у меня в голове.

Если можешь назвать – можешь поймать .

Если можешь назвать – можешь поймать .

Если можешь назвать…

Возможно, она говорила о сером?

Вот только у него уже есть название. Серое.

Найти другое?

Нельзя победить чувства бесчувственностью.

Смотрю на свое запястье.

Отсюда началось серое.

Делаю вдох.

Закрываю глаза.

Вспоминаю тот первый раз.

Горло сдавливает.

По коже озноб.

Но я знаю имя.

Открываю глаза. Смотрю на запястье. Произношу.

Ты – отчаянье.

Серый бледнеет.

Принимает форму длинных пальцев.

Этот серый пойман .

Когда я ловлю, я сражаюсь.

У всего есть обратное .

Обратное для отчаянья?

Легко. Надежда.

Только у меня ее нет.

Не может быть.

Должно хоть немного остаться.

Краски вернутся. Это – надежда.

Но там, где она должна жить, что-то разбито.

Раздавлено.

Наплывает отчаяние.

Отпечатки сливаются с серым.

По щеке стекает слеза.

В голове светится имя.

Ба Труди Кэтчин.

Моя прапрабабушка.

Слышу мамин голос:

Твоя старая бабуля родилась в те времена, когда белые люди только начали прибывать на нашу землю. Она пережила много страшных минут. Она ничего не могла сделать. Ее лишили свободы выбора. Однако она черпала силу из своей родины. Семьи. Народа. Она не забывала, как смеяться. Не забывала, как любить.

Твоя бабушка знала, как оставаться собой .

Родственные связи проходят через время и пространство.

Ба Труди Кэтчин…

Бабуля Сэди Кэтчин…

Бабушка Лесли Кэтчин…

Мама…

Я.

Нахожу путь к себе.

К своей силе.

Проблеск надежды.

Встаю.

Блеск перерастает в огонь.

Иду к свету под потолком.

Огонь вырастает в пламя.

Подношу руку к свету.

Языки пламени вылетают из сердца, лижут запястье.

Слышу слабый треск.

Отпечаток пропадает.

Смотрю на часть себя, что удалось вернуть.

Мягкая кожа.

Голубые вены.

Веснушка.

Красиво. Я – красивая.

Кроу подпрыгивает ко мне.

Ласково берет за запястье.

– Не мертвая.

Берет себя за волосы.

– Не серая.

И наконец:

– Никто не придет?

Понимаю. Все это время она верила в три истины:

Чтобы перенести то, что твои краски забирают, надо умереть внутри.

Если посереешь – это навсегда.

Никто не придет остановить Едока.

Теперь она спрашивает…

Если первые две истины оказались ложью, то что третья?

Отвечаю:

– Сначала поймаем серое. Потом остановим Едока.

Кроу в своем углу.

Не вижу ее.

Только слышу.

– Ты должна стать мертвой внутри. Ничего не чувствовать.

Хихикает.

– У нас нет ни когтей, ни крыльев, ни клыков.

Смеется.

– Нам не сбежать!

Падает на пол от хохота.

Смеется над неправдой.

Хотелось бы мне так легко избавляться от серого.

Не могу. Должна называть.

Ловить.

Сражаться.

Серое сопротивляется.

Но можно путешествовать во времени у себя в голове.

Ловлю обрывок серого: страх. Вспоминаю.

Площадка перед школой.

Задира Билли Кинг идет вразвалку к маленькой Джози Льюис.

Я – встаю у него на пути.

Смелость пожирает страх.

На животе выцветает отпечаток ладони Едока.

Перехожу к следующему пятну.

На этот раз улетаю вперед.

Мы с Кроу на пляже.

Она шутливо меня толкает.

Хватаю ее за руки. Мы падаем, смеясь, в воду.

Радость пожирает печаль.

Дорожки слез на лице и шее растворяются на глазах.

Не знаю, сколько времени на это уходит.

У нас нет солнца.

Нет луны.

Нет тиканья часов.

Только выбор.

Он измеряет расстояние между теми, кем мы являемся сейчас, и теми, кем мы становимся.

Он всегда один, раз за разом.

Мы выбираем обратное серому.

На это уходит вечность.

На это уходит мгновенье.

Слышу эхо шагов снаружи.

Дверь гремит.

Хвататели входят.

Стоят. Нависают.

Думают, они больше, сильнее нас.

Уже нет.

Кроу выходит из темного угла.

Ее кожа и глаза – коричневые.

Ее волосы и платье – черные.