– Ваша сестра.
– Это церковное кладбище уже давно не используется.
– Ни на одном из окрестных кладбищ она тоже не похоронена. Я проверял.
– Мои родители ее кремировали.
– В крематории о ней тоже нет никаких записей. Как и о ее смерти вообще, если уж на то пошло.
Повисла долгая пауза. Затем мисс Грейсон произнесла:
– Потеря ребенка – это невообразимая боль. Я думаю, что горе – это вид безумия. Оно может заставить вас совершать вещи, о которых в нормальных обстоятельствах вы бы даже помыслить не могли.
– Что с ней случилось? – спросил я.
– В одну ночь мои родители куда-то ее унесли. И никогда не приносили обратно. Во всяком случае, не приносили обратно домой.
– Вот почему вас так заинтересовала история Арнхилла и шахты? Поэтому вы сказали, что знаете, что произошло с Энни?
Кивнув, она спросила:
– Авария действительно была случайностью?
– Да, – ответил я. – Была.
Лицо мисс Грейсон приобрело задумчивое выражение.
– Люди говорят, что жизнь находит свой путь. Возможно, смерть тоже иногда его находит.
«И в итоге у смерти всегда выигрышная комбинация», – подумал я.
– Мне нужно ехать. – Я протянул ей руку. – Прощайте, мисс Грейсон.
Она пожала ее своей прохладной мягкой рукой.
– Прощайте, мистер Торн.
Встав, я зашагал прочь. Я уже почти дошел до калитки, когда она меня окликнула:
– Джо!
– Да?
– Спасибо вам. За то, что вернулись.
Я пожал плечами:
– Иногда у человека просто нет выбора.
Змеившиеся проселочные дороги были темными, так что я ехал по ним медленно и осторожно. Впрочем, даже несмотря на мой черепаший темп, путь занял меньше времени, чем я ожидал. В час пик я не попал, да и мой разум был занят. Слишком занят.
Я остановился в переулке у дома, за несколько подъездов от того, где мы жили вместе с Бренданом. Выйдя из машины, я огляделся. Мне пришлось дойти до самого конца дороги, прежде чем я нашел его. Видавший виды «Форд Фокус» с двумя детскими креслами внутри и наклейкой «Маленькие монстры на борту» на заднем стекле.
Некоторое время я постоял, разглядывая автомобиль, а затем неторопливо зашагал к расположенному в паре кварталов пабу, в котором ранее так любил сидеть. Хорошее заведение. Там готовили совершенно сногсшибательный пирог с говядиной и почками.
Я заметил его сразу же, как только вошел в зал. Он сидел за нашим обычным столиком в дальнем углу. Заказав пиво и пакет чипсов, я направился к нему. Он поднял взгляд, и его изрезанное морщинами лицо расплылось в ухмылке.
– Вы только посмотрите, кого занесло в наши края.
Я поставил свое пиво на стол, а он поднялся, широко распахнув руки. Мы обнялись, так что он не видел моего лица.
После этого мы наконец сели. Брендан поднял свой бокал апельсинового сока.
– Рад, что ты вернулся целым и невредимым.
– Спасибо, – сказал я, отхлебнув пива.
– Теперь-то ты мне расскажешь, что, етить его в пень, случилось?
– Блондинка больше не представляет проблемы.
– Нет?
– Она мертва. Случайность.
Я следил за его реакцией. Однако Брендан воспринял мои слова невозмутимо.
– А как насчет твоего долга?
– Думаю, его очень скоро спишут.
– Знаешь, что сказала бы сейчас моя милая старая матушка?
– И что же?
– Цыплят по осени считают.
– В смысле?
– Ты разобрался с той женщиной, но ты что, в самом деле считаешь, что на этом все закончилось?
Открыв пакет чипсов, я предложил его Брендану, однако он, похлопав себя по животу, покачал головой:
– Диета, помнишь?
– Ах, разумеется. Ты ведь был гораздо крупнее, не так ли? Когда пил.
Он ухмыльнулся.
– Уж точно не был таким изящным Адонисом, как сейчас.
– Значит, можно сказать, что ты тогда был толстяком?
Его улыбка померкла.
– Ты о чем, Джо?
– Глория сказала кое-что перед смертью. Она умерла быстро, если тебе интересно. Я знаю, что вы двое были близки.
– Близки? Я, к чертям, вообще не представляю, о чем ты. Я твой друг. Единственный, кто был всегда рядом с тобой. Кто неделями навещал тебя в больнице.
– Ты навестил меня дважды. Впрочем, полагаю, ты был слишком занят. Управлял своим бизнесом. Азартные игры, вымогательства, убийства.
– Бизнесом? Эй, ты с кем сейчас говоришь? Это я! Брендан!
– Нет. Я сейчас говорю с Толстяком.
Мы смотрели друг другу в глаза. Его взгляд – взгляд человека, который понял, что дело дрянь. Все карты были сыграны. Он протянул руки.
– Твою мать! Ты меня раскусил. Всегда был сообразительным. Этим ты мне и нравишься.
Читать дальше