Эндрю Мэйн: Увеличительное стекло

– Ген террориста?! – вырывается у меня. – О чем вы, черт подери?

– Вы упоминали, что некоторые люди генетически предрасположены к террористической деятельности. Вы не стали развивать мысль, так что мы набрали команду специалистов, которые захотели продолжить работу над этой темой и сделать полевой анализатор.

Усилием воли я сдерживаюсь, чтобы не повышать голос.

– Это бред. Мы даже не можем с уверенностью говорить о наличии корреляции. А если бы и могли, то не знаем, можно ли включать и выключать этот ген. В реальной жизни на радикализацию человека влияют тысячи факторов. Мы не имеем права сажать людей просто из-за наличия одного гена в ДНК.

– Большинство террористических актов совершается адептами религии, которую исповедуют двадцать процентов населения. Это совпадение?

– А убийства в Чикаго составляют половину прироста убийств по всей стране за прошлый год. Это из-за чикагской пиццы с бортиками или потому, что там стало невыносимо жить?

Кавено усмехается.

– Этот ваш мозг! Готов поспорить, такое сравнение справедливо, но никем раньше не упоминалось. Продолжайте в том же духе. Я здесь для того, чтобы поздравить вас со спасением сотни жизней и уверить, что если есть другой способ, давайте его найдем. Помнится, вы говорили, что работаете над новой версией программы, с помощью которой поймали Гризли-Убийцу. Как вы ее назвали? Предокс? Можно уже посмотреть ее в деле?

– Нет. Я столкнулся с техническими проблемами и забросил работу над ней, когда перешел сюда.

– Очень жаль! Если бы ваши технологии поиска серийных убийц можно было применить для поиска террористов, мир стал бы лучше.

Да уж, я бы тоже хотел сделать мир лучше. Но чем дальше, тем больше я оказываюсь в такой тьме, что не просто перестаю различать нравственные ориентиры, а сомневаюсь, остались ли они вообще. Одно дело – поймать террориста, который собирается взорвать бомбу в толпе, и совсем другое – знать, что твой успех в его поимке станет поводом для авиаудара по людям, которые могут быть невиновными. Именно поэтому я опасаюсь действий вот таких хороших парней, как Кавено, если они получат прибор, который точно укажет на потенциальных плохих парней.

– Подумайте об этом, – говорит Кавено. – Ну, или хотя бы о том, чтобы вернуться к преподаванию.

– Колледж?

– Нет. Военным и сотрудникам спецслужб. Может быть, хоть кто-то сможет перенять ваш ум.

– Я подумаю.

Он даже не представляет, как соблазнительно звучит возможность получить собственную лабораторию и снова преподавать. Или представляет? И на что я согласен ради этого? В чем готов солгать самому себе?

После поимки одного из самых известных серийных убийц ваша жизнь может измениться неожиданным образом. Для начала полиция, которая еще недавно вообще не верила, что убийства связаны и совершены одним человеком, создает абсолютно новую версию истории, в которой бравые полицейские давно следили за преступником и были чрезвычайно близки к его поимке. Это ладно, пусть рассказывают журналистам, как они трудились в поте лица и почти достигли успеха.

Куда сложнее справиться с тем, что ты из одинокого борца с ветряными мельницами превращаешься в псевдознаменитость, а количество входящих запросов самого разного характера моментально превышает все мыслимые пределы. Моя почта ломится от просьб найти пропавшего родственника, теорий заговора, и как минимум раз в неделю очередной псих пишет, что на самом деле это он Гризли-Убийца и мне конец. Я пересылаю все это в ФБР и регулярно обновляю разрешение на скрытое ношение оружия.

Посреди всего этого шума теряются множество голосов несчастных, которые искренне страдают, потеряв близких. Им некуда больше обратиться, этим матерям пропавших детей, мужьям, чьи жены не вернулись из магазина, и многим-многим другим, оставшимся без родных и близких. Раньше я старался отвечать на все письма, перенаправлял их в организации по поиску пропавших без вести или в полицию. Но однажды я понял, что больше не могу. На это уходили часы и дни, а меня самого становилось все меньше.

Проблема в том, что каждому его собственный случай кажется уникальным. Как охотникам за автографами, сотнями гоняющимся за звездой, – им кажется, что для звезды эта встреча будет так же уникальна, как для них самих. Но это не так. В Соединенных Штатах на любой наперед заданный момент времени числится девяносто тысяч пропавших людей. И это только зарегистрированные случаи. Охотясь за Гризли-Убийцей, мы выяснили, что многие его жертвы не были зарегистрированы как пропавшие, об их исчезновении никто не знал. Это значит, что счет убитых Джо Виком на самом деле шел на сотни, если не больше. В результате каждый, кто обращается ко мне со своим «уникальным» случаем, на самом деле лишь один из девяноста тысяч. Статистическая погрешность, как бы цинично это ни звучало.