Шалини Боланд - Соседский ребенок

– Номер не определен, – цокая языком, говорит женщина.

– Вы можете отследить его через телефонного оператора? – спрашивает Доминик, забирая у них телефон и кладя его рядом со мной.

– Вы сами можете позвонить в телефонную компанию, чтобы выяснить, – отвечает женщина. – Но звонивший, возможно, использовал незарегистрированный номер. К сожалению, любой может купить незарегистрированную сим-карту. Это ваш личный номер? Вы размещали его в каких-нибудь сетях?

– Нет, – отвечаю я. – Точно нет. Он есть только у друзей и родственников.

– Ни с кем не ссорились в последнее время? – спрашивает она. – Два наших офицера выезжали к вам на прошлой неделе. И в понедельник был еще один вызов на ваш адрес. Может этот звонок иметь какое-то отношение к тем инцидентам?

– У меня есть некоторые подозрения в отношении нашего соседа, – говорю я, не глядя на Доминика.

– Вашего соседа? – уточняет она.

– Да, Мартина Линхэма. Он живет в пятом номере. Недавно мне показалось, что я слышу детский плач. И я заметила, что у него в доме есть подвал, а еще я видела там сумки из магазина игрушек.

Выкладывая информацию, я понимаю, как все это звучит, – я выгляжу параноиком, который только и делает, что выдумывает страшные события. Доминик кладет руку мне на предплечье и слегка сжимает пальцы. Офицеры переглядываются. Я не осмеливаюсь рассказывать о том, что вчера ночью обыскивала мусорные баки Мартина. Это может быть расценено как вторжение в чужие владения.

– Я посоветовала бы отвечать только известным абонентам, – говорит женщина. – Если же вы все же отвечаете на звонки с неизвестного номера, то не подтверждайте свое имя или адрес. Если вам снова поступят угрозы, сообщите нам.

Я стряхиваю руку Доминика и встаю.

– Вы не будете разговаривать с моим соседом?

– Это его голос был в телефоне? – спрашивает она.

Я колеблюсь.

– На его… на его было не похоже, но я уже сказала: думаю, что тот человек намеренно искажал голос.

Женщина придает своему лицу сочувствующее выражение.

– У нас недостаточно оснований для каких-либо действий. Но если ваш сосед сделает или скажет нечто, что можно будет рассматривать как угрозу, дайте нам знать.

Оба офицера встают. Они явно считают, что проблема исчерпана.

– А что насчет плакавшего ребенка? – спрашиваю я.

– Как уже говорилось, плакавший ребенок – это не основание для каких-либо действий.

– Прошу вас, ну вы можете хотя бы зайти туда? Взглянуть на его подвал? – Доминик предостерегающе пожимает мне предплечье, но я опять стряхиваю его руку.

– Мы сделаем так, – говорит мужчина. – Мы постучимся к нему и спросим, не видел ли он что-либо подозрительное. Если он имеет какое-то отношение к звонку, нашего появления может оказаться достаточно, чтобы удержать его от антисоциального поведения.

Я разочарованно молчу, хотя, пусть и с неохотой, понимаю, что они должны следовать букве закона. Они не имеют права врываться в чей-то дом на основании лишь чьих-то домыслов.

– Спасибо, – говорит Доминик, вставая, чтобы проводить их.

Я в полном огорчении опускаюсь на диван. Прошлый приезд полиции Мартина не отпугнул. Не отпугнет и этот.

Я просыпаюсь словно от толчка, и воспоминания о вчерашнем звонке впиваются мне в мозг, как отравленная колючка. Дейзи ворочается в своей кроватке, и я сажусь и открываю уставшие глаза. Ярко освещенная комната диссонирует с моим мрачным настроением. Потягиваюсь, чтобы размять затекшее на жестком матрасе тело. Шея напряжена, зубы ноют – вероятно, я всю ночь проспала со стиснутыми зубами. Зеваю – и морщусь, когда моя нижняя челюсть щелкает.

Неожиданно в сознании всплывает другое воспоминание. Вчера звонивший использовал выражение «совать нос». Именно это выражение использовал и Мартин, когда в выходные рассказывал мне о том, что Доминик часто бывает у Клиффордов. Он сказал что-то вроде «Не хочу совать свой нос». Это точно нечто большее, чем простое совпадение. Такое выражение нечасто услышишь.

Я встаю и делаю два шага к кроватке, чтобы пожелать доброго утра своей дочке, которая широко улыбается при виде моего лица. Беру ее и хочу положить на пеленальный столик, но она отказывается ложиться, цепляясь за меня, как коала. Ей хочется, чтобы я ее подержала на руках. Сдаюсь и прижимаю ее к груди. Улыбаюсь ей, а она смотрит на меня и пытается схватить меня за нос. По идее, мои дни должны быть наполнены радостью материнства, а не страхом перед теми, кто хочет отнять ее у меня. Еще каких-то два месяца, и я выйду на работу. А как я смогу спокойно работать, если жизнь Дейзи под угрозой?