Джон Боланд: Чень Ю

Когда содержишь комиссионную лавку, доводится сталкиваться с различными диковинками. Вот уже тридцать лет я занимаюсь этим делом, следовательно, знаю, о чем говорю. Когда-то я сильно отличался от того, кем стал ныне. Я имел очень легкий характер. Но сейчас все это в прошлом.

В те времена, когда я был покладистым, многие злоупотребляли этим. Но я их прощал, если они не заходили чересчур далеко. Гарри, мой компаньон, Гарри Уолтерс, человек более жесткий и несговорчивый, относился ко мне, как к ненормальному.

— Ты чересчур добр, — твердил он. — Тебя словно забавляет, что они над тобой насмехаются.

Конечно же, Гарри был прав. Но, похоже, он уже забыл, что и сам воспользовался моей уступчивостью, когда, вернувшись в Англию с войны, поведал о своих поисках какого-либо занятия. Я имел слабость слушать. Язык у него был подвешен хорошо, и он убедил меня взять его в партнеры.

Я прекрасно помню его отношение к делу в ту эпоху. Он только что вышел в отставку в чине капитана и много думал о будущем. Он заявил мне:

— Можно заработать неплохие деньги на антиквариате.

Я напомнил, что уже держу комиссионную лавку, но его было трудно сбить с мысли.

— Сегодня это комиссионная лавка, а через несколько лет… кто знает? — сказал он.

Разумеется, мне понравился его честолюбивый подход.

— Право слово, если ты хочешь заняться комиссионной торговлей, можешь сделать это прямо сейчас: ты станешь моим компаньоном.

Он выглядел очень довольным и обнаружил большое желание учиться. Мы хорошо ладили, но через год совместной работы я заметил, что к некоторым посетителям он относится пренебрежительно. Я не придавал особого значения его высокомерным замашкам, когда они проявлялись в нашем кругу, но в общении с клиентами… это уже совсем другое дело.

Однажды к нам вошла бедная старушка и попросила показать вазу за три шиллинга, которую приметила на витрине. Я был занят, и ее обслуживал Гарри. Поскольку женщина еще не определилась окончательно, он заговорил с ней настолько раздраженно, что она покинула лавку совершенно сконфуженная.

Это был первый и единственный раз, когда я позволил себе резко отчитать Гарри. Я не хотел его обидеть, я всего лишь сказал, что он лишился клиента.

— Эта старая женщина никогда больше не придет в наш магазин.

Но, похоже, он ничуть не смутился моим замечанием.

— Ну и что? Она никак не могла решиться выложить три шиллинга. К чему терять время на таких покупателей? Почему бы нам не подумать о более дорогих товарах и богатых клиентах?

— Я тебя прошу, Гарри, оставь ты свой важный вид. Эта старушка пришла с намерением потратить три или четыре шиллинга, и выбор вазы для нее такое же значимое событие, как для герцогини выбор китайского фарфора династии Минь.

Но мои старания были напрасными: мне не удалось переубедить его. Закончил я тем, что предложил разойтись.

— Попытай счастья у какого-нибудь крупного антиквара. А мне это начинает надоедать.

Потом все устроилось. Гарри был настолько поражен, увидев, как человек, доселе мягкий и покладистый, впадает в гнев, что принял неизбежное и остался у меня. У него имелось достаточно здравомыслия, и он отдавал себе отчет, что здесь обеспечивает свою жизнь лучше, чем удалось бы в любом другом месте.

Мы заканчивали наш разговор, когда вошел человек с идолом. Судя по одежде, моряк. Кроме того, он был высок, много дней не брит и распространял вокруг себя сильный запах рома. Если бы я встретил этого типа на улице, то перешел бы на другую сторону, но тут ремесло определяло поведение. Вполне естественно, у меня возникло желание поскорее выпроводить его за дверь, но после нотации, которую я только что прочел Гарри, этот вариант не проходил.

Нужно было подавать пример, и я приблизился к посетителю.

— Чем могу быть полезен, мистер? — спросил я.

Из глубин своей засаленной куртки он извлек какой-то предмет, обернутый газетным листом, положил на прилавок и развернул.

— Сколько вы дадите за это?

Вещь, которую он предлагал, оказалась маленькой статуэткой сантиметров пятнадцати в высоту, выточенной из желтого камня. Она изображала человека, сидящего на скрещенных ногах, руки покоились на коленях. Лица не было, голова оставалась гладкой. Эта фигурка, исполненная с удивительной тонкостью и изяществом, несомненно, принадлежала резцу очень искусного китайского мастера.

— Это какой-то ужасный демон, не так ли?