Георгий Ланской - Гамбит пиковой дамы

– Тем более странно, чего он так к тебе прикипел. Впрочем, это неважно.

В его голосе звучала злость, и это показалось мне странным. Оливье с наигранным интересом повернулся в сторону бульвара и начал разглядывать прохожих.

– Ты что, ревнуешь? – удивилась я.

Он повернулся и нехотя кивнул:

– Да. Я ревную. С тех пор, как заболела Анна, я тебя совсем не вижу. Ты даже на занятия перестала приходить. Ко мне не заезжаешь, к себе не приглашаешь. У тебя ни на что не осталось времени.

Он вытащил пачку сигарет, открыл ее, а потом раздраженно смял, бросив в пепельницу.

– Ты не одолжишь мне пару сотен? – заискивающе спросил он. – Совсем без денег. Даже на сигареты не осталось.

Я пошарила в кармане и с сожалением протянула ему пару купюр.

– У меня только двадцать евро. Но дома есть еще. Могу одолжить.

– Хорошо бы, – вздохнул он. – Вчера провел на Монмартре весь день, надеялся что-нибудь продать, но увы…

Я сочувственно покивала. Оливье постоянно таскал на Монмартр свои полотна, тусовался с окрестной богемой, более или менее удачливой, стоял на улицах, надеясь хоть что-то продать. Однажды он потащил меня с собой, велев прихватить пару работ. К своему удивлению, я увидела почти всю нашу группу, включая ее руководителя – Антуана Сармана. Все толклись на небольшом пятачке у лавки зеленщика, выставив на обозрение прохожих свои картины. Я вынула из багажника два намалеванных шедеврика и, приткнув их куда-то в уголок, отправилась смотреть с холма на расстилающийся внизу Париж. С высоты птичьего полета город казался разноцветными кубиками конструктора, плотно набитыми в коробку. И только одинокая Эйфелева башня выделялась из общего ансамбля, застряв шпилем в облаках. Я прогулялась по узким улочкам, нисколько не заботясь о своих картинах. Купят их или нет – без разницы.

Через час это развлечение мне надоело, и я уехала. На следующий день девушки рассказали, что никто из нашей группы ничего не продал, в том числе и Оливье, и, кажется, его это очень огорчило. Тогда я обратила внимание, что Оливье перестал заказывать в бистро бутерброды, ограничиваясь кофе. Видимо, с деньгами у него было совсем туго.

– Ты потом отвезешь меня в Париж? – спросил Оливье, вырвав меня из воспоминаний. – Или ты никуда не собираешься?

– Почему же? Я хотела навестить Анну, тем более что Кристоф меня просил об этом. Он сегодня будет занят допоздна. Если хочешь, поехали со мной, – предложила я.

– Не уверен, что Анна будет рада меня видеть, но в моем положении экономят даже на метро, – вздохнул он.

Оливье вышел из машины, разглядывая дом.

– Вот, значит, где ты живешь, – протянул он. Я остановилась у ворот и внимательно посмотрела на него.

– Что-нибудь не так? – ласково спросила я, не слишком тщательно маскируя металл в голосе.

Оливье смутился и неопределенно пожал плечами.

– Ну… Я ожидал увидеть что-то более… внушительное. А тут… Всего один этаж, и дом такой… несерьезный.

В отместку я хмыкнула и решительно шагнула внутрь. Оливье попытался следовать за мной, но оскаливший клыки Бакс помешал ему это сделать.

– Твоя псина просто ужасна, – оскорбился Оливье. – Чего он на меня рычит все время? Убери его.

– Подожди меня тут, – сказала я.

Оливье удивленно дернул бровями.

– Ты не пригласишь меня внутрь?

– У меня не убрано. И потом, я только возьму сумку.

Оливье ничего не сказал, но явно обиделся. Когда я вернулась к машине, он не проронил ни слова и молчал почти всю дорогу до больницы. Чувствуя себя неловко, я попробовала его разговорить, рассказав пару историй о Кристофе, о его замке и репортерах, окруживших нас на выставке собак и у дома, когда увозили Анну, но эти темы его не заинтересовали. К Амбруаз Парэ мы ехали в гробовом молчании.

Подъезжая к больнице, я вспомнила, что не прихватила с собой никаких подарков, и притормозила у небольшого магазинчика, где кроме всяких мелочей торговали еще и цветами. Выбрав симпатичный букетик чайных роз, я протянула продавщице десять евро.

Девушка, принявшая у меня деньги, почему-то показалась мне знакомой, но я лишь мазнула по ее лицу взглядом, отметив нездоровую одутловатость, плохую кожу и неровно прокрашенные в морковный цвет волосы, наполовину скрытые вязаной шапочкой. Из магазина вышла полная женщина, волочившая ящик с фруктами. Я бросила на нее беглый взгляд и направилась к машине, где сидел и курил в окно надувшийся Оливье.

– Алиса? – ахнула торговка. Я застыла на месте и неловко повернулась к ней. Женщина бросила ящик на землю и прищурилась. Торговавшая цветами девушка уставилась на меня. Я мимоходом подумала, что эти два лица невероятно похожи, и спустя мгновение почувствовала, как перехватило дыхание.