Джонатан Келлерман - Обман [litres]

Мендоса натужно рассмеялся.

– Вот и мистеру Кентену я примерно так ответил – просто расхохотался ему в лицо. Потом извинился, конечно. А он говорит, ничего страшного, Эмилио, я тебя врасплох застал. Если дело в деньгах, может, найдутся варианты?

Мендоса поставил стаканчик на стол.

– Тут я себя почувствовал уже полным болваном, а он продолжает – ты же, мол, говорил как-то, что твой сын – отличный питчер [12] Питчер – подающий игрок в бейсболе. ? – Мендоса пожал плечами. – Вообще-то я не помню, чтобы говорил такое, нам не очень-то положено заводить разговоры с членами клуба, но с хорошим человеком оно само получается… потом, он все время один приезжает, я думал, ему приятно получить немного внимания. Да, говорю, конечно, Мартин – подающий, каких поискать. Силой в мать пошел. – Мендоса стиснул пальцами свой собственный тощий бицепс. – Дед по материнской линии был кузнецом, мускулы – вот такие! Тито, брат жены, играл в баскетбол за «Мирамар» – это очень сильная команда в Уругвае, – пока не получил травму. – Мендоса нахмурился. – Вот и у Мартина – травма. Может, это тоже по материнской линии?

– А что у него за травма?

Мендоса коснулся левого плеча.

– Подлопаточная мышца. Чтобы зажила, нужен покой. Если повезет, получится обойтись без операции, но в любом случае – никакого бейсбола в течение года. – Мендоса ударил кулаком по столу. – Эх, а как все хорошо складывалось, просто дар Божий! Академии нужен питчер, Мартину – приличное образование. В старой школе, в Южной Эль-Монте, ходили слухи, что его уже просматривают скауты из профессиональных команд. Но официально ко мне никто не обращался, а так – мало ли кто что говорит…

– И когда Мартин перешел в Академию?

– В прошлом году; он уже был в одиннадцатом классе.

– В середине учебного года?

– Я беспокоился, что на него будут косо смотреть, однако нет – его там встретили с распростертыми объятиями. Только Мартину было наплевать.

– Ему не нравилось внимание?

– Ему ничего не нравилось! Одноклассники, учителя, помещения… даже деревья! Папа, жалуется он, там кругом – деревья, у меня все волосы в пыльце! Я ему говорю – дружище, ты с ума сошел? Это же просто райские кущи, Южная Эль-Монте с Академией ни в какое сравнение не идет, ты и сам все видишь. Он говорит – а я хочу обратно в Южную Эль-Монте. Я ему – да ты точно рехнулся! А он – это моя жизнь, мне и решать. Повернулся и ушел. – Мендоса покачал головой. – Упрямый, весь – в мать. Может, для бейсбола оно и хорошо… Он каждую субботу ездил тренироваться в университет, целый день только и делал, что мяч бросал. Как-то вернулся домой, а у него рука – вся фиолетовая, мускулы под кожей начали кровоточить от бросков. Выглядело ужасно. Жена закричала, когда увидела, я звоню тренеру, – Мартин тогда еще ходил в прежнюю школу, ему было лет тринадцать-четырнадцать, – прошу поговорить с ним, чтобы он больше так не урабатывался. Тренер говорит – у парня талант, лучше пусть слегка переработает, чем сачкует. Вот же идиот. Я бросил трубку, сам говорю Мартину – не надо так. Он отвечает, мол, у Сэнди Коуфакса тоже такое было. Я ему – это еще кто такой? Он только усмехнулся и не стал дальше разговаривать. Я потом посмотрел в Интернете; этот Коуфакс, оказывается, был, типа, лучшим питчером в истории. Ну, я рад за него, только все равно не хочу видеть сына с фиолетовой рукой.

Мендоса снова посмотрел на часы.

– Когда я приходил поболеть за Мартина, он каждый раз просил, чтобы я не орал и не сходил с ума, как другие родители, а просто сидел и смотрел… Больше мне нечего рассказать, и я уже должен возвращаться на работу.

– А как Мартин справлялся с возросшей нагрузкой после перехода в Академию? – спросил его я.

– Чувствовал ли он себя глупее других? – уточнил Мендоса. – Еще как, и каждый раз говорил, что это из-за меня и что я не должен был его переводить.

– А оценки ухудшились?

– Естественно; здесь-то была уже настоящая школа. О пятерках без особых усилий пришлось забыть, четверки – и те считались за удачу. Я говорю ему – четверка в Академии стоит пятерки в государственной школе, но он и ответить не соизволил. – Мендоса даже руками всплеснул от обиды.

– Тут-то и появилась Элиза Фримен.

– Это была их идея, Академии. Мартин написал сочинение за четверть, написал плохо, абы как, раньше он писал гораздо лучше. Я думаю, он специально написал так плохо, понимаете?

– Чтобы доказать, что не справляется, – я кивнул.

– Вот именно. Мол, я совсем тупой, пусть меня выгоняют. Я говорю ему – давай без хитростей, занимайся как следует, у тебя есть голова на плечах, в бейсбол ты пока играть не можешь, так что времени у тебя полно. Он не стал ничего переписывать, получил двойку за четверть. – Прозвучало это как фатальный диагноз из уст врача. – У него никогда не было двоек, ни у него, ни у сестры, и никто в семье никогда не получал двойку за четверть. Я его чуть не… ну да, я вышел из себя, что было, то было. Наорал на него. Тогда он в первый раз уехал к сестре на автобусе.