Джон Харт - Безмолвие

– Креола! Креола, черт возьми! – кричала Вердина, посылая пули в лес.

Но Кри послушала мать и теперь убегала.

У дальней стены девушка нырнула в туман, и Луана обратилась наконец к звездам. Теперь она смотрела на них множеством глаз и через множество ночей.

Массасси…

Она почувствовала камень далеко в ночи и улыбнулась, зная, что Кри тоже почувствует его. Не сейчас, но скоро.

Вердина возвращалась, бормоча горькие слова своим холодным, сердитым голосом.

– Дрянь… паршивая дрянь…

Столько злости, ненависти, жадности… Но Луану это не трогало. Легкая, как перышко, она лежала на мокрой от крови траве. Жизнь заканчивалась, но Луана чувствовала дочь, легкую, быструю, проворную. Она чувствовала ее страх, но это было нормально. В той цепочке женщин таилась сила, которая достанется Кри.

Уже скоро, дочка.

Ты просто беги.

Луана в последний раз коснулась дочери и отпустила; на траве рядом с ней уже стояла на коленях Вердина. От нее пахло по́том, землей и сырым хлопком; голос дрожал от жадности.

– Где он? Покажи.

Луана улыбнулась, чувствуя, как уходит из тела тепло.

– Кри – следующая после меня. Она найдет Массасси.

– Кри умрет, и камень достанется мне.

– Нет, если я умру первой.

– Ты не можешь умереть. Я этого не допущу.

– Тогда тебе не следовало стрелять в меня.

– У меня столько же прав, сколько и у тебя!

– Будь это так, кузина, тебе не обязательно нужно было бы убивать нас, чтобы найти камень.

– Отведи меня к Массасси! – Вердина ударила Луану по щеке. Раз, другой. – Отведи, черт бы тебя побрал! Отведи меня к Массасси!

Словно этого было мало, старуха схватила раненую за плечи и принялась трясти и бросать на землю. Это был настоящий приступ гнева, какие случаются у детей. При этой мысли Луана рассмеялась, и внутри у нее что-то лопнуло. В горле появилось жжение. Вердина сунула ей в лицо ствол револьвера, но сделать уже ничего не смогла. Кри стала последней в цепи.

– Ты опоздала, – сказала Луана и, по-детски улыбнувшись, умерла.

Когда это случилось, Кри лежала, свернувшись калачиком, под черным деревом. Смерть матери она ощутила как крик ястреба; сознание ее вдруг расширилось, охватив множество жизней с их памятью и мыслями. Кри будто увидела мир с огромной высоты, ощутила движение земли и неба, холмов и рек, ход времени, местоположение людей в Пустоши. Она познала огорчения и любовь матери, ее торжествующую предсмертную гордость. Познала безумие Айны и любовь Массасси, тьму войны, чудеса мира и семьи, стабильность империи. Кри была собой и другими, нитью, сплетающей тысячи жизней. Для начала она сосредоточилась на Массасси, ощутила ее тепло и готовность.

Дитя …

Она была словом. И слово было ею.

Приди ко мне .

Кри хотела этого, но голова шла кругом. Она коснулась земли под руками, а потом неба. Отыскав нужное место в вышине, направила туда мысленный посыл: молчание, перспектива, расстояние . Там, в тишине и покое высших пределов, она медленно раскрылась, ловя проблески прошлого и настоящего. Тысячи жизней и их память стали ее жизнями и памятью. Ее знанием и силой. Прокричал ястреб, и Кри была там.

Становилась им.

Кри излилась в птицу и ощутила чистоту ее цели. Ястреб крикнул второй раз, и этот звук был для Кри словами, обращенными к матери. Они означали «согласие», «понимание» и «любовь».

«Спасибо тебе за мою жизнь».

«Прощай».

Для Джонни все свелось к одному – бежать. Он не помнил первый шаг, не помнил даже второй, но дальше был только бег. Тьма, ветер и Джек, потянувший Джонни за руку.

– Какого черта? Что происходит? – Выстрелы ударили у них за спиной, и Джек рванул первым. Перевалившись через стену, он потащил за собой друга. – Зачем она это сделала? Зачем убила ее?

Джонни не ответил. Тварь из могилы была наконец-то мертва. Мать Кри тоже погибла. Они влетели в туман, когда грохнул еще один выстрел. Кри тоже убегала.

– Ты только не останавливайся, – сказал Джонни, и целых пять долгих минут оба следовали этому правилу. Шевелись. Смотри под ноги. Не думай. Остановились там, где кончился туман. Вывалились в ясную ночь.

– Что за черт, а? Что происходит? – прохрипел Джек.

Джонни рухнул на колени, уже готовясь к тому, что его вот-вот вывернет наизнанку. На руках стыла влажная, скользкая глина.

Сто семьдесят три года .

Потом свежий воздух…

Потом…

Джонни смахнул лезущий в глаза липкий пот.