Альдо Пазетти - Вид с балкона

Они тоже отверженные – эти родственники Тарси, да и все жители полудеревни-полугородка, где разворачивается драма. И, хотя физически они продолжают свое существование, для автора не это главный показатель истинной жизни. Люди эти в массе своей – моральные уроды, чье окончательное вырождение лишь вопрос времени.

На этом фоне трагизм отверженности Анны и Энрико воспринимается особенно остро. «Всякий порядочный и невиновный человек, ушам которого неведома хула и который привык к похвалам, а не к порицаниям, глубоко страдает, если о нем незаслуженно говорят такие вещи, в которых он сам по справедливости мог бы обвинить других» – эти слова великого правдолюбца Апулея звучат сегодня, может быть, несколько старомодно, но они – классическое определение человеческого типа, существовавшего во все века и всякий раз – на «ничейной» земле, собирающей и окончательно уничтожающей «отверженных».

«Они были относительно молоды – обоим не исполнилось и пятидесяти. Но у них возникло такое чувство, будто они уже прошли до конца всю свою длинную кипарисовую аллею.

В спутанных, взлохмаченных волосах и в нечесаной бороде Энрико появились седые колючки. А волосы Анны стали темно-серого цвета, словно у снопа сена после дождя…

Исхудавшие, угрюмые, нелюдимые, они стыдились даже соседей и пугались, увидев себя в зеркале. Потом взяли и все зеркала в ярости разбили». (Выделено мною. – А. В. )

Этот возвышающийся в своей конкретности до истинного символа образ «разбитых зеркал» жизни Тарси логически восходит к сцене аукциона, где распродаются остатки бывшего богатства семьи. Лишь портреты прадедов Энрико «так и остались непроданными – никто не отважился их купить. Они вернулись в родной дом, ставший слишком маленьким для них, и, упакованные в мешковину, обрели свой последний приют в подвале». Финальная точка, достойная пера только подлинно выдающегося художника.

Но главное художественное открытие, основной вывод Пазетти еще страшнее. Реалистически точно и психологически глубоко обосновав появление и гибель «отверженных» урбанизированного капитализма, он в своем творческом пророчестве создает тип изгоя дня завтрашнего, находя его как раз в бесовском порождении современности – терроризме. Джулио – этот «герой их времени», по мысли автора, также обречен на гибель, поскольку своим появлением вызывает такой взрыв проблемы «отцов и детей», при котором самым второстепенным элементом действительности оказывается сама человеческая жизнь.

Похищение в рассрочку, существование в рассрочку и, наконец, самоубийство в рассрочку – таковы, по Альдо Пазетти, углы треугольника жизни. Таков его трагический взгляд на вечную проблему взаимоотношения поколений.

Безусловно, на каждом историческом этапе, в каждой данной социально-политической формации этот диалектически противоречивый процесс проявляется по-разному. Если говорить о современной Италии, то роман Альдо Пазетти, конечно, не первый в плане постановки проблемы. Широко известна, например, книга Энцо Бьяджи под названием «Не чти отца своего». Однако там все гораздо проще и понятнее. Перебирая прошлое своих предков, герой романа в конечном итоге полностью отрицает их опыт, не находя в нем ничего положительного. Констатация сама по себе невеселая, но все же не выходящая за рамки уже осмысленного в разных плоскостях нигилизма. В романе Альдо Пазетти «отцы и дети» – это не просто вечная проблема вечной жизни. Это дошедшее почти до абсурда отчаяние, опрокидывающее самые святые законы матери-природы: отец убивает сына, сын убивает отца – во все времена за это чудовищное преступление были одинаково судимы и родители, и дети. Достаточно классического примера «Электры» или – если обратиться к советской литературе – процитированной в эпиграфе «Расплаты» Тендрякова.

Похищение в рассрочку, со всей логичностью капитализма порождающее существование в рассрочку, которое в свою очередь приводит к самоубийству в рассрочку. Формула, возможно, необычная, но в данном случае отвечающая действительному положению вещей.

Медленно, но неотвратимо убивает себя Джулио, с каждым полученным взносом все более теряющий свое человеческое «я», точно так же как постепенно угасают и его родители, для которых высший смысл жизни – сын – день ото дня по капле растворяется в образующемся вокруг маленькой семьи вакууме. Мастеру достаточно лишь нескольких штрихов, чтобы обрисовать контуры этого движения к самоубийству: