Симона Сент-Джеймс - Сломанные девочки [litres]

– А некоторые были совсем детьми.

– Да, – согласилась Джинетт. – Некоторые были детьми.

Фиона задумалась, по-прежнему глядя в потолок. Эта история была такой невероятной и ужасной, что затмевала все вокруг. В любом случае, нужно брать ее под контроль и не позволить никому сбить себя с толку. Важно помнить о Соне.

– Что случилось с лагерем после войны?

– Со временем его снесли, – ответила Джинетт. – Его освободила советская армия, и у них не было никакого желания сохранять его для истории. Большинства зданий уже давно нет, из оставшихся сделали мемориал. В последние дни войны нацисты попытались покинуть лагерь, но кого-то все же удалось задержать, в том числе охрану. В 1946 году состоялось два судебных процесса по Равенсбрюку, и эти женщины…

– Женщины? – перебила Фиона. – Охранницами были женщины?

– Да, – сказала Джинетт. – Начальником лагеря был мужчина, член СС, подчинявшийся лично Гиммлеру. Но охрана состояла из женщин. Одни из них раньше работали надсмотрщицами в женских тюрьмах, другие – просто местные жительницы, нуждающиеся в заработке. – Она сделала паузу, прислушиваясь к молчанию Фионы. – Прискорбно, не находите? Нам-то кажется, что женщина просто не может поступить подобным образом с другой женщиной – отправить в газовую камеру вместе с детьми или сжечь в печи. Но, к сожалению, факт остается фактом.

– Простите, я вас перебила. Вы рассказывали о судах после войны, – сказала Фиона.

– Да. Они тоже пришли в забвение на много десятилетий из-за холодной войны. Хоть архивы и засекретили, нам удалось выяснить, что некоторые охранницы точно были осуждены и казнены. Но большинство из них так и не нашли. Такое происходило с каждым концлагерем. На месте Равенсбрюка сейчас мемориал, хотя он находится в стороне от больших дорог, в нескольких часах езды от Берлина. Лагерь специально построили в глуши, на берегу озера, рядом с деревней.

– Поразительно, как легко об этом забыли. И не поднялась волна возмущения.

– Вы рассуждаете как представитель современного поколения, – сказала Джинетт Харрисон, и мягкий упрек, сквозивший в ее голосе, подтвердил, что она старше, чем думала Фиона. Возможно, ей было лет 50 или 60. – Чтобы заниматься такими исследованиями, нужно мыслить категориями того времени. Тогда не было интернета и возможности поднять людей на борьбу при помощи пары твитов. Не было цифровых фотоаппаратов, чтобы сделать снимок и за секунду разослать по всему миру.

Поэтому Равенсбрюк оставался разрушенным и забытым?

– Насчет девочки, которую мы нашли, – Сони. – Фиона попыталась вернуться к теме разговора. – Коронер не нашел у нее никаких старых повреждений. Ни переломов костей, ни сломанных зубов.

– Значит, ее не подвергали физическим пыткам, – сказала Джинетт. – В Равенсбрюке, как и в других лагерях, главное было терпеть и оставаться в живых как можно дольше, пока другие вокруг тебя умирают.

– Она была слишком мелкой для своего возраста.

– Это меня не удивляет. Если ее недокармливали, это сказалось на ее росте. Но я не врач и не могу сказать наверняка. Тем не менее, если она выжила в Равенсбрюке, вероятно, она была крепкая физически.

– Вы говорили, что лагерь освободили русские, – сказала Фиона. Она чувствовала вежливое нетерпение Джинетт Харрисон, которую ждали другие дела, и хотела получить напоследок как можно больше информации. – У них не осталось никаких документов?

– По нашим данным, нет. В Красном Кресте сохранились документы об узницах, которые во всем этом хаосе попали к ним. Но я их уже проверила – ваших имен там нет.

– Она приехала в Америку в 1947 году по приглашению дальних родственников, – сказала Фиона. – Значит, кто-то помог ей связаться с американской семьей. Когда война закончилась, ей было 10 лет. Сама она бы не справилась.

– Это мог быть кто угодно, – ответила Джинетт. – Другая узница, приемная семья, персонал больницы. Простите, но я не знаю, как это выяснить. Вы ищете ее родных?

– Я ищу что угодно, – призналась Фиона. – Хоть что-нибудь.

Повисло молчание.

– Мисс Шеридан, могу я высказать сугубо личное мнение?

– Разумеется.

– У нас есть девочка, которая оказалась далеко от дома. До этого она была в концлагере, все документы из которого уничтожены. Ее семья погибла. Она совершенно одна, в чужой стране, и о ней никто не заботится, кроме безразличных педагогов безликого интерната.

– Так, – сказала Фиона.

– Если она исчезнет, кто станет ее искать? На нее всем плевать. А если власти узнают, что она пережила концлагерь, то решат, что она еврейка. Сами понимаете, что это означало в сельской местности в 1950-х годах.