Симона Сент-Джеймс - Сломанные девочки [litres]

Малкольм говорил, что вы живете неподалеку от него в Вермонте.

– Да, – ответила Фиона.

– То есть у вас сейчас четыре утра, не так ли?

Фиона оглядела свою темную квартиру. Она сидела на диване в футболке и боксерах, окруженная коробками из Айдлуайлда. После многих часов без сна она не выдержала и позвонила в Англию.

– Верно, – призналась она. – Просто дело мне показалось неотложным, и отсюда такая срочность. Отец рассказывал вам, что у нас нашли тело девочки?

– Да, – в трубке раздался шорох, как будто Джинетт Харрисон усаживалась поудобнее. Возможно, сейчас она добавляла в чай сахар и молоко. – Оно лежало в колодце.

– Она пропала в 1950 году, тогда все решили, что она сбежала, – сказала Фиона.

– Понятно. Поэтому ее никто не искал.

– Да, если верить полицейскому отчету. Поиски прекратились через пару дней.

– Понятно, – снова сказала Джинетт. – Я заинтригована. Не потому, что я любительница кровавых историй, а потому, что вы нашли выжившую узницу Равенсбрюка, и я хотела бы приобщить эту информацию к своему исследованию.

– Что вы имеете в виду?

– Все архивы Равенсбрюка были уничтожены, – в голосе Джинетт послышалась тихая злость. – Сожжены прямо перед входом русских войск в лагерь в 1945 году. По многим другим лагерям остались документы, но Равенсбрюк постарались стереть с лица земли. Или сознательно забыть, если хотите.

– И там совсем ничего не осталось? – сердце у Фионы упало.

– Боюсь, что так. Прежде чем покинуть лагерь, нацисты отнесли все документы в крематорий, сложили рядом с телами и подожгли. А когда его заняли советские войска, они даже не попытались сохранить то, что осталось.

– Да уж, – сказала Фиона, глядя на коробки из сарая Сары Лондон. – Намеренно забыты.

– Мое исследование призвано заполнить эти пробелы, – продолжила Джинетт. – Я много лет ищу выживших или письменные свидетельства о них. Но источников у нас крайне мало, и его очень трудно отыскать.

– Трудно отыскать? – переспросила Фиона. – Но про концлагеря пишут в школьных учебниках. Я думала, существует огромное количество таких материалов, либо оставленных самими бывшими узниками, либо написанных с их слов.

– Большинство женщин, переживших Равенсбрюк, отказывались об этом говорить. Они хотели вернуться к обычной жизни и поскорее все забыть. Некоторые из них писали мемуары, но они давно не издаются. Я собрала столько информации, сколько смогла, в частности, ее предоставили те немногие женщины, что согласились со мной встретиться. Но Равенсбрюк – это забытая история. И ваша мертвая девочка тоже. Мне жаль.

– Как это возможно? Как можно было забыть целый концлагерь? – спросила Фиона.

Джинетт Харрисон вздохнула:

– Во-первых, это был лагерь для женщин. Когда закончилась Вторая мировая и началась холодная война, он оказался по ту сторону «железного занавеса». Западные ученые несколько десятилетий не имели к нему доступа. Исследователи, писатели, выжившие – все оказались разделены. Когда холодная война закончилась, многие бывшие узницы уже скончались. О Равенсбрюке писали лишь некоторые исследователи, которые надеялись восстановить его историю. Я одна из них.

Фиона откинулась на спинку дивана и запустила руку в волосы. Она так устала.

– То есть нет никаких шансов найти записи о Соне Галлипо, которая была в Равенсбрюке с матерью?

– Мне жаль, но почти никаких, – ответила Джинетт. – Малкольм назвал мне имя Эмили Галлипо, но в моих документах оно не упоминается. В Равенсбрюке погибли десятки тысяч женщин – их травили в газовых камерах, заставляли работать до смерти, пытали, казнили или просто морили голодом. Когда архивы сожгли, большинство этих женщин лишились имен.

Фиона смотрела на темный потолок, глаза у нее горели. Невероятно, что десять тысяч человек могли выпасть из истории, не оставив и следа.

– Все они были еврейки? – спросила она.

– На самом деле лишь немногие, – ответила Джинетт. – Пленницы из оккупированных стран, коммунистки, участницы Сопротивления, цыганки, захваченные шпионки. Некоторые узницы были из тех, кого нацисты называли «асоциальными элементами».

– Асоциальными?

– Проститутки, нищенки, алкоголички и наркоманки, женщины с психическими заболеваниями. Женщины, которых нацистский режим отказывался содержать, считая их порочными.

– Господи Иисусе, какой ужас, – сказала Фиона.

– Теперь вы понимаете, почему лишь немногие выжившие оставили после себя какие-то записи, – сказала Джинетт. – Некоторые женщины в Равенсбрюке были высокообразованными, но большинство нет. У многих просто не хватило душевных сил вспоминать то время.