Саймон Лелич - Комната лжи [litres]

Думая об этом, Сюзанна не может не радоваться, что Адам погиб. Только вот… а сказал бы он ей? В конце. Он правда собирался рассказать? И несет ли Адам на самом деле ответственность за все это? Не был ли он тоже жертвой? Он получил сполна за содеянное, без сомнений, но Сюзанна не может отделаться от мысли, что цена оказалась слишком высока. Но прощает ли его это? Можно ли простить то, что он сделал? Или Сюзанна начинает путаться в том, что можно простить и что можно объяснить?

Она знает, что сама виновата не меньше других. Она изменила внуку. Изменила Джейку. Изменила Эмили. Но Сюзанна уверена, что дочь еще можно спасти.

– Нет.

– Эм? Эмили, подожди.

Дочь заметила, как Сюзанна выходит из тени. Нил говорил Сюзанне, что еще рано, что Эмили нужно время, чтобы свыкнуться со всем, но Сюзанна не могла больше ждать. Она выслушала ярость дочери, как только той хватило сил все высказать; она приняла тот факт, что Эмили не вернется домой после больницы, и даже помогла ей переехать за триста километров к отцу. И держалась на расстоянии. Больше недели, почти две, она держалась в отдалении, давая Эмили пространство, которое она требовала, не настаивая, чтобы ей дали шанс объясниться. Все это было нелегко, особенно встреча с Нилом. Под конец стало слишком тяжело. Жизнь без дочери: к этому Сюзанна не была готова.

– Нет, – повторяет Эмили. – Тебе не следует здесь быть. Я просила не приходить.

– Я должна, Эмили. Как ты не понимаешь? Я должна. То, как мы все оставили, ничего не обсудив… Я не могу так жить, Эм. Не могу.

Эмили потирает плечо. Сюзанна знает, оно было вывихнуто, когда Адам схватил ее, не давая сбежать. Когда, изучив все фотографии на стенах, Эмили наконец-то узнала правду. Адам схватил ее и удерживал, заставляя смотреть на то, что хотел показать, слушать его рассказ. Пора бы травме уже пройти, поэтому Сюзанна задумалась, насколько прочно боль засела у дочери в голове. Хотя она от этого не становится менее реальной.

– Все еще болит? Плечо? – спросила Сюзанна. – У меня в сумке есть парацетамол, если…

– Все хорошо. – Эмили опускает руку. – Оставь меня одну, мама. Пожалуйста. Просто уйди.

Это слово. Мама. Сюзанна чуть не плачет, когда слышит его. Эмили впервые так назвала ее после всей этой истории с Адамом. И хотя Эмили явно не хочет ее сейчас видеть, она, по крайней мере, уже не отшатывается.

– Пожалуйста, Эм, я…

– Эмили! Называй меня Эмили! Я уже не маленькая! Почему ты все время обращаешься со мной, как с младенцем?

– Извини. Эмили? Мне жаль. Извини за это, за все. Это я и хотела сказать. Я была неправа. Целиком и полностью. Я лгала тебе, это непростительно. Я знаю. Правда. И все равно прошу простить меня.

Эмили выпрямилась. И впервые в жизни Сюзанна заметила. Как выросла ее дочь. Насколько она сейчас сильнее, чем когда-либо была Сюзанна.

– Почему я должна простить? – спрашивает Эмили. – Почему я вообще должна тебя слушать? Ты лгала мне. Ты лгала мне всю мою жизнь. У меня есть отец. У меня был брат, Джейк. Ведь так же звали моего брата? Верно, мама?

Сюзанна прикрывает глаза.

– Я словно вообще больше не знаю, кто я такая, – продолжает Эмили. – Не знаю, кем я была. Не знаю, кем должна быть.

– Но… ничего ведь не изменилось, Эмили. Ты та же, что была всегда.

– Нет! И ты тоже! Все это время, мама. Все эти годы я хвасталась твоей честностью. Можешь себе представить? – Эмили издает звук, будто сама в это не верит. – Не понимаю, как могла быть такой идиоткой.

– Нет! – взрывается Сюзанна. – Не надо! Не вини себя! Это я лгала, Эмили. Я должна была рассказать правду.

– И почему ты этого не сделала?

Снова вопрос, к которому Сюзанне следовало быть готовой. И конечно она раздумывала над ответом, но логика так запуталась за эти годы, что ее стало почти невозможно выразить словами.

Эмили прерывает молчание:

– Ты всегда говорила, что главное – честность. Что надо быть честными по отношению к самим себе, к другим, друг к другу. Друг к другу, мама! Или ты собираешься отрицать, что говорила такое? Собираешься опять мне солгать?

– Нет… Ты права, я так говорила, но…

– И в чем разница?

Сюзанна выдыхает.

– Никакой разницы, – произносит она наконец. – Не должно было быть. Но Эмили, пожалуйста… – Она протягивает руку к дочери, но та быстро скользит в сторону. Протянутая рука повисает в пустоте.

– Что ты говорила?

– Только то, что… ты была маленькой, – отвечает она. – Я убедила себя, что защищаю тебя. Что ограждаю тебя от правды, чтобы не обременять тебя. Я хотела, чтобы ты жила свободно. Чтобы мы обе начали с чистого листа.