Павел Воронин - Триггер. Как далеко ты можешь зайти?

Тут Даша сорвалась. Она кричала:

— Все ошибаются! Все!

Кричала так, что в дверь заглянул конвоир, спросил:

— Все в порядке?

— Да, — ответила она. — Извините.

Когда дверь закрылась, Артем сказал:

— Да я сам себя уважать перестану, если подпишусь на такую сделку.

— Отлично, — кивнула она. — Ты проявил принципиальность. Теперь тебя посадят, а я стану женой зэка.

Да, видимо, все обстояло так, как она говорила. Но Артем не боялся того, что ему предстоит. Важно было бороться! Он сказал:

— Ты дождешься меня. Я знаю, что дождешься. И мы докажем, что я был прав.

Вот это «мы докажем» ее и бесило!

— Ты можешь хотя бы сейчас не манипулировать? — с яростью в голосе сказала она. — Ты решил, что делать со своей жизнью. Давай теперь я сама решу, что мне делать с моей.

— Пожалуйста, это твое право. Но мне важно, чтобы ты верила: я не виновен.

— В доведении до самоубийства? Нет, наверное, — сказала она. — А в уничтожении нашей семьи — да. Ты выбрал себя, а не нас, Артем. И это нам с тобой завтра вынесут приговор.

Время свидания еще не закончилось, но она встала, постучала в дверь.

— Знаешь, — сказала она, — если бы у меня был такой выбор… Я бы, не раздумывая, призналась в чем угодно, только бы остаться вместе.

— Значит, мы разные люди, Даш, — грустно сказал Артем.

На следующий день состоялось оглашение приговора. Как и требовало обвинение, Артема Стрелецкого признали виновным в доведении до самоубийства своего клиента и назначили ему наказание в виде восьми лет колонии общего режима. Даша не дождалась конца оглашения приговора, не пыталась подойти к мужу. Она даже ни разу не взглянула на него за все время заседания.

…В тот же день в квартире, где жили Леонид и его жена Лера, раздался звонок в дверь. Лера открыла и увидела Николая.

— Можно? — спросил он.

Не отвечая, она прошла в комнату. Он прошел за ней, огляделся, в квартире царил идеальный порядок. Лера была сильным человеком. Очень сильным…

— Как ты? — спросил Николай.

— Отлично, — ответила она.

— Новости знаешь?

— Нет. И не хочу.

— Может, выйдешь когда-то отсюда? — осторожно спросил он. — Надо же иногда выходить…

— Зачем?

Николай вздохнул, потом сказал:

— Я понимаю, тебе тяжело. Я сам с трудом его рожу выношу. Ты бы слышала, что он в суде нес! Маме даже плохо стало. Пришлось в медпункт обратиться. Говорят, надо на госпитализацию.

— Ничего, переживет, — сухо сказала Лера.

Она без всякого почтения относилась к родственникам Леонида. Она знала цену и этому Николаю, и его матери. Для нее существовал только он, ее муж. Которого не стало…

Николай оценил ее слова совершенно иначе. Сказал:

— Она сильная. Леня тоже сильный был. Земля ему пухом.

Потом заговорил о другом:

— Знаю, что от этого не легче, но… Закрыли все-таки эту мразоту. Восемь лет — общего, правда. Могли бы и на строгач загнать за такое. Но восемь лет — тоже срок. Пусть посидит…

— Я должна этому радоваться? — спросила она.

— Нет, но… это хоть какой-то результат…

— Результат? — Она подняла голову. В ее глазах сверкнуло единственное чувство, которое у нее осталось — чувство сильнейшей ненависти.

— Убийца Лёни посидит на казенной жратве, а через четыре года выйдет по УДО — это результат?! Он твоего брата убил!

Это был упрек, а упреков Николай не выносил.

— Я знаю! Знаю! — заорал он. — Я на похоронах был! Это ты из дома не выходишь, а я своими руками гроб нес! И что теперь? Застрелить этого козла предлагаешь?

Он ждал ответа, но Лера молчала; она снова ушла в себя.

— Лёня бы так не хотел, я думаю, — сказал Николай. — Если у этого придурка правда мегаломания, мы ему только подарок сделаем. Он же во все газеты попадет.

Лера продолжала молчать, и Николай встал.

— Ладно, если что понадобится — звони, — сказал. Уже от двери обернулся:

— Знаешь, может, тебе квартиру поменять? Я бы не смог так… Здесь все о Лёне напоминает…

— А я и не собираюсь о нем забывать, — ответила Лера.

…В квартире Даши и Артема сидел гость. Это был Александр Андреевич. На столе стояла бутылка вина, кое-какая закуска. Это было что-то вроде поминок… Бутылка была почти пуста, и почти всю ее выпила хозяйка. Она была уже пьяна, и гость услужливо подливал еще.

— Есть еще слабая надежда на кассацию, — говорил он. — Но для этого ему надо будет хотя бы частично признать вину. Если ты не уговоришь его изменить показания…

— Я — не уговорю, — заверила Даша.

— Тебя он бы послушал, — продолжал Александр Андреевич. — Меня — понятно, что нет. А тебя — может быть.