Павел Минка: Невообразимо далеко от дома

Copyright Павел Минка (Pavel Minka) 2016 г. izdat-knigu.ru edition

Перед вами экспериментальная книга. Расскажу о том, как возникла идея ее написания. Однажды я читал «Координаты чудес» Роберта Шекли. Это фантастическая сатира с хорошей долей абсурда, написанная в 60-е годы прошлого столетия. Шекли взял среднестатистического американца и отправил его в путешествие по Галактике. Его герой Кармоди ищет путь домой. Он посещает разные миры, населенные самыми причудливыми существами, но мы понимаем, что это – всего лишь повод для автора поиронизировать над американской действительностью. Особенность произведения Шекли вот в чем: перед нами легкое и развлекательное чтение, при этом содержащее философские притчи и иронические заметки о культуре, религии, обществе потребления и прочих реалиях западного общества… И вот во время чтения «Координат чудес» я подумал: а что, если бы это путешествие по Галактике совершил не Кармоди, а какой-нибудь типичный постсоветский человек, герой нашего времени? Именно это и подтолкнуло меня к эксперименту: я взял форму и стиль у Шекли, но наполнил это своим содержанием. В моей книге события начинаются в 10-е годы двадцать первого века. Нашего героя зовут Иванов, он живет в условиях экономического кризиса и постсоветизма с его подражанием Западу, советскостью и одновременной декоммунизацией, с нищетой и разрухой вперемешку с вопиющей роскошью и диким патриотизмом. Но вдруг к нему является пришелец с другой планеты…

День был типично бестолковым. Придя в кабак похмелиться, Петя Иванов пофлиртовал с Продавщицей – потрепанной алкоголем и курением женщиной лет сорока, а потом за бокалом пива добрых пятнадцать минут обсуждал с Петровичем шансы «Динамо» на победу в предстоящем матче. Так он просидел до вечера, напиваясь и яростно споря с другими посетителями, несмотря на то, что из присутствующих никто совершенно не разбирался в предметах разговора. Спорили о добыче газа, о системе образования, о будущем страны, пережившей очередную революцию и очередные выборы, о том, как, слава богу, плохо живется проклятым соседям…

– Петя! – крикнул вошедший в кабак знакомый. – Что, до сих пор работы нет?

– Ага! – отозвался Иванов. – Говорят, издержки революционного времени, казну, мол, забрал старый президент прямо из сейфа и вывез, а нам велят немного потерпеть, и все снова пойдет как по маслу! Мол, суровые времена, дальше будет еще трудней, зато мы хоть сбросили иго антинародной власти…

– Да ничего не наладится! – махнул рукой Петрович. – Вон сами революционеры говорят, что надо лет двадцать, чтобы восстановить экономику до уровня, который был перед революцией…

– Вы – умные люди, – крикнул кто-то, – и должны понимать, кто виноват. Если бы не наш «добрый сосед», это проклятый «старший брат», то были бы сейчас уже в Европе!

– Верно! – пьяным голосом крикнула из-за прилавка Продавщица и принялась самыми неприличными словами ругаться.

Иванов что-то громко пытался доказывать, но вдруг услышал:

– О, дорогой Петенька, – сказала ласково Продавщица. – Ты не должен так говорить!

Что он говорил такого и почему не должен был говорить – Иванов так и не мог припомнить в пьяном тумане. И грех остался на его совести, неосознанный и неотпущенный.

А Петрович, выпив из пластикового стаканчика белую жидкость, сказал, не закусив:

– Послушай, Петя, а ведь в твоих словах что-то есть!

Один из собутыльников, который чем-то болел, что выражалось в том, что он постоянно моргал, будто слал кому-то сигналы, сказал:

– Думаю, ты прав, Петя, честное слово! Вот если бы президентом был…

Иванов, размышляя над этим, пришел к выводу, что ничего бы это не изменило.

Иванов был спокойным человеком, с юмором преимущественно меланхолическим. Можно было бы сказать, что его лицо соответствует характеру, если бы оно не было покрыто трехдневной щетиной. Мнением о себе, как и ростом, он был чуть выше среднего. В отличие от своих соотечественников, которые были во всем уверены и знали все лучше всех, убеждения его были шаткими. Но с соотечественниками его роднили добрые намерения, из которых, правда, всегда получалось то, что получалось. Периодами Иванов впадал в уныние. Но уныние легко сменялось вспышками радости и возбуждения, то есть он был циклотимиком. Лет ему было где-то под сорок.