Илона Волынская - Смерть и побрякушки

— Да что ты, опомнись, не отбираю я Сашку! Успокойся, вот же он!

Стремительно крутанувшись на каблуках, Марина развернулась к появившемуся в развороченных дверях милиционеру. На руках у него, важно и солидно, восседал Сашка. Он был очень занят — сосредоточенно ковырял воротник форменной куртки.

— Хороший у вас малец, дамочка… — начал было страж порядка, но Марине было не до любезностей. Словно редьку из грядки, она вырвала Сашку из объятий родной милиции и прижала к себе, обильно поливая слезами. Сашка подцепил пальчиком одну слезинку, потом аккуратно попробовал соленую Маринину щеку на язык и решил поддержать родного человека — тоже басовито заревел. Захлебываясь рыданиями Марина судорожно забормотала:

— Не надо, маленький, не плачь. Я с тобой, я с тобой! Мама с тобой!

— Мама? — улыбаясь поинтересовался Кирилл и подобрался поближе, примериваясь опять обнять Марину за плечи.

— А иди ты, еще с тобой разбираться! — и пока ошеломленный Кирилл отпрянул от неожиданно окрысившейся на него женщины, Марина подхватила Сашку на руки и кинулась к выходу, монотонно бормоча, — Домой, домой, домой!

— Стой, куда, сумасшедшая! Ты куртку забыла, замерзнешь, дура! — но в ответ с лестницы неслись только стремительная дробь каблуков и сдавленные всхлипывания.

Вылетев из подъезда, Кирилл лишь успел увидеть как из непрерывного потока транспорта навстречу отчаянно машущей женщине в легком костюм и с ребенком на руках вырулило сразу две машины. Марина вскочила в ближайшую, и взвизгнув протекторами, автомобиль рванулся вперед. Видно было, как водитель настороженно оглядывается на бегущего Кирилла.

Двое суток Марина бродила по квартире, завернувшись в два пуховых платка поверх теплого халата и непрерывно глотала горячущий чай. О пережитом ужасе она не вспоминала, мозг ее окутывало мягкое одеяло прострации.

Она кормила и переодевала Сашку, и снова погружалась в мутный полусон, прерываемый дремотой. Сашка тоже в эти дни был удивительно тихий: подолгу спал, а в промежутках неслышно возился с игрушками. Телефон Марина отключила и остальной мир словно исчез, они выпали из времени и пространства.

Но на третий день Сашка подошел к Марине, приткнувшейся на диване будто брошенная за ненадобностью кукла, потряс ее безвольно лежащую руку и решительно заявил:

— Мама, гулять!

Марина покорно кивнула и сомнамбулой пошлепала в коридор. Натянула сапоги, напялила шубу поверх халата и тупо уставилась в зеркало, мучительно пытаясь сообразить, что еще надо надеть для выхода на прогулку. Из прозрачного стекла на нее глядел встрепанный ворох грязного тряпья, в котором женщину удавалось опознать лишь с превеликим трудом. Жуткое создание пялилось на Марину крохотными глазками, почти невидимыми под опухшими веками. Бескровные губы сложились в гримасу вселенского страдания, а на голове торчали всклокоченные сальные пряди. Передернувшись от отвращения, Марина потерла глаза. Баба за стеклом сделала тоже самое.

— Господи боже, так это же я! — ахнула Марина и испуганно огляделась.

Загаженная квартира глянула на нее немытой посудой и разбросанным бельем и дохнула вонью из не вынесенного Сашкиного горшка. На линолеуме, там, где лежала раненная Марго, остались кровавые пятна.

Гулять они в тот день все же не пошли. По комнате носились водные валы, а озабоченный Сашка деловито сновал между грудой мусора и ведром, по одной оттаскивая бумажечки, тряпочки и прочую мелочевку.

Распихав мусор по кулькам, Марина выскочила из квартиры. Лифт умильно подмигнул ей красной кнопкой, намекая на возобновление отношений.

— Пошел ты, — с ненавистью покосилась на него Марина, — Приспешник. Только для убийц хорошо работаешь, — и помчалась вниз по лестнице.

Закончив с уборкой, Марина с трудом утолкла возбужденного Сашку спать и ринулась в ванную наводить красоту.

Дело оказалось трудным, потому что даже сквозь шум воды Марина нервно прислушивалась, не материализовался ли в квартире один не слишком воспитанный человек, всегда являющийся без звонка. Не хотелось бы, чтобы он застал ее в «полуразобранном» состоянии.

Впрочем, гонок за красотой можно было бы и не устраивать, до самого вечера никто так и не появился. Зато рано утром звонок заверещал требовательно и нетерпеливо и на пороге встала обозленная Марго, с портфелем под мышкой и простоватой девицей, переминающейся у мадам за спиной.

— Очухалась? Может, наконец, соблаговолишь появиться на работе? Меня между прочим тоже по голове били, а я уже сутки как в строю.