Максим Шаттам - Зов пустоты

В его тоне Лудивине послышалась лихорадочность… дыхание стало более резким.

«Он возбуждается».

Нужно ли продолжать?

Снова послышался шум: он что, встает?

– Я поняла, что вы изольетесь в меня, – тут же продолжила Лудивина, боясь, что он может перейти к действиям, если не получит то, чего хочет. – Вы сомнете мне груди, вцепитесь пальцами в живот, возьмете меня, как собаку.

Часть ее мозга оценивала риск, выбирала правильный тон, а другая часть использовала весь опыт, накопленный ею в работе с самыми жуткими извращенцами, чтобы найти верные слова. Она вспоминала всех, кого задерживала, все сообщения в сети, которыми эти ненормальные обменивались между собой или рассылали женщинам, маленьким девочкам… Подобные сумасшедшие использовали точные, неприкрытые слова, четко описывающие их сексуальные отклонения.

– Продолжай, – потребовал он спокойнее.

Лудивина сглотнула поднимавшуюся по горлу желчь.

– Я знаю, что вы меня изорвете, раскинете мне ляжки и вонзитесь глубже, а я буду плакать. Я это поняла.

Она не открывала глаза. Сжимала кулаки.

– Да, еще.

– Вы извергнетесь в меня, навалившись сверху всем телом, мои груди будут трястись в такт ударам, вы сделаете мне больно, входя в меня все глубже и глубже… Сначала я буду сухой, очень сухой, но вы будете наполнять меня все сильнее, с каждым ударом, так что я разорвусь, вы силой вонзитесь в мое тело, пробуравите меня…

Она собиралась резко сменить тему, напомнить ему, что она не готова, что ее сопротивление разрушит его мечту о полном подчинении, но тут услышала грубое, быстрое дыхание, и поняла.

«Он дрочит. Этот урод сейчас кончит!»

Если ей удастся довести его до оргазма, она выиграет немного времени, пока его жуткое либидо не заставит его вновь вернуться к ней.

Внезапно она осознала всю гнусность происходящего: она сидит в темноте, скорчившись, не имея возможности двинуться, желудок крутит от ужаса, но при этом пытается добиться хоть ничтожной отсрочки, играя в безумную игру с этим ненормальным.

Ее жизнь стоила того, чтобы попытаться хоть на час оттянуть конец.

– Вы войдете в меня спереди и сзади, – продолжила она, – очень глубоко, так что мне будет больно, до ужаса больно, вы ухватитесь за мою задницу, я буду стонать у вас в руках, смотреть на вас глазами, полными ужаса, но мое тело вам подчинится…

Она запретила себе представлять то, о чем говорила, и сосредоточилась на правильном выборе слов. Она часто повторяла «наполнить» и «залить», потому что поняла, что именно эти слова были важны, из чего она сделала вывод о том, что ему хотелось выплеснуть на нее свою сперму, залить ее, и таким образом утопить ее в своей силе, в своем могуществе. Она играла с этими образами, подбирала все возможные синонимы, старалась описывать их обоих, повторяла, что она будет в его власти. Она добавила к описанию унижения, которым он подвергнет ее, словно какой-то неживой предмет. Он ненавидел женщин. Она описывала унизительные сцены. Жестокие. Она была для него лишь живой куклой с покорным, испуганным взглядом, стонавшей от ужаса.

У нее страшно болел живот, желудок крутили все более сильные спазмы.

Он двигался по ту сторону стены. Снова и снова.

Хриплый рев дал Лудивине понять, что все кончилось.

Она замолчала, с тревогой ожидая продолжения.

Он выдохнул, что-то пробормотал себе под нос.

И ушел.

Лудивина уткнулась лбом в колени.

Она выбила себе небольшую отсрочку.

Небо над Парижем затянуло пепельным саваном, сквозь который в любую минуту должны были прорваться и обрушиться на город потоки слез.

Сеньон, Гильем и Лудивина в своем кабинете обрабатывали последние дела, готовясь разойтись по домам на выходные, как вдруг вся мебель в помещении подлетела от сильного удара. Послышался глухой, металлический шум – как они потом поняли, рев мотора, резко набирающего обороты перед ударом.

Они бросились к окну, выходящему на бульвар.

В решетку, отделяющую двор казармы от тротуара, врезался «Пежо 208»: передний бампер смял опору ограды, из-под капота валил дым.

Открылась дверца, водитель выбрался из-под раскрывшихся подушек безопасности, держа в руке какой-то длинный предмет, другой рукой ухватился за поваленную ограду, перепрыгнул через нее.

Лудивина даже не успела понять, что происходит, а на фасад здания в районе их окна уже обрушился ливень из пуль. Трое жандармов отпрянули назад.

Мужчина что-то вопил, но из-за грохота выстрелов следователь не могла разобрать слов.