– Зачем же? – мужчина выжал из себя самую искреннюю улыбку, подумав при этом: «Я бы его отделал так, чтобы он не встал больше». – Мы только хотим, чтобы он нашел тебя здесь и забрал. Вот и всё.
– Мне только двенадцать. Я считала. У меня есть дома календарь.
Павел и женщина в форме молча переглянулись. Оба нахмурили брови, ощущая подвох. Мужчина, пытаясь не проявлять невербальных знаков, всё же не удержался и помассировал лоб. Не обязательно быть слишком умным и образованным, чтобы уметь разговаривать без слов. Люди делали это намного больше и дольше до того, как научились говорить.
Павел умолк, давая девочке возможность расслабиться и отхлебнуть немного чая. Он посмотрел на наручные часы и не поверил своим глазам. С тех пор, как девочка, назвавшая себя Алисой, появилась в участке, прошло уже пять часов. Теперь она легонько дула на чай, складывая губы трубочкой. В ней не было проявлений ребенка-маугли. Она знала, как пить из кружки, знала, как не обжечься, она говорила, не проглатывая звуков. Но была слишком худа и бледна, как будто жила в землянке. Его посетила мысль о секте или религиозном культе. Но здесь, в Беларуси?
Если, конечно, она отсюда…
– Ты помнишь адрес дома, где жила?
Алиса поставила кружку, но ни один мускул на ее лице не дрогнул.
– Нет, – коротко ответила она.
– Как же? Разве на доме, где ты жила, не было цифры? Названия улицы?
Она дернула плечами и снова отхлебнула чая.
– Я не видела.
– Не видела цифры?
– Не видела дома.
Женщина почти бесшумно опустилась на стул, где сидела и прежде. Она старалась не шевелиться, будто мышь, застигнутая врасплох голодной кошкой.
Майор сделал движение рукой в воздухе, имитируя процесс письма. Женщина тут же схватила толстый блокнот со стола и начала нервно непрерывно писать.
– Ты не выходила из дома?
– Очень редко. Ночью. И только в хорошую погоду, чтобы не простудиться. Папа говорил: я особенная девочка. Мне нельзя быть на солнце.
Павел почувствовал, как мурашки побежали у него по коже. И это у него! Человека, который служил уже тридцать лет. Мышцы, еще довольно упругие и сильные, напряглись под кожей. Рубашка стала слегка влажной. Нужно взять себя в руки, ведь на пенсию выходить еще слишком рано.
Девочка по сравнению с ним казалась непробиваемой скалой. Алиса… Алиса… Любую скалу можно разрушить временем. Нужно только подождать.
– Ну, что ж. Такое бывает. И в школу, значит, ты тоже не ходила?
Тут движения девочки замедлились, словно она услышала что-то грустное. Она медленно опустила кружку и прикрыла глаза большими ресницами.
– Нет. Но мне хотелось бы. Но я не могу.
– Потому что ты особенная.
Она утвердительно кивнула.
В голове Павла, как в компьютере, складывались схемы и уравнения. Но всякий раз не хватало переменных. Или неизвестных было слишком много. Нужно было дать себе передышку, позволить немного свежего воздуха.
– Ты голодная? Есть хочешь?
Алиса дернулась, как будто вспомнила что-то очень важное.
– Наверное, мне нужно поесть дома. Мне готовит папа.
Мужчине снова показалось, что все его попытки раскопать истину похожи на то, как если бы он двигал Боинг силой мысли. И только удавалось продвинуться на миллиметр, как тот снова упирался в стену.
Павел вышел из кабинета, аккуратно прикрыв дверь рукой. Двенадцатилетняя девочка никогда не ходила в школу, а из дому выходила только ночью. На ней нет следов насилия, кроме потертостей на запястьях. У нее есть любимый папа, но тот почему-то раздел ее, завязал руки и выбросил на обочину со словами: «Ты больше не можешь жить со мной».
Павел подошел к одному из патрульных и попросил того купить упаковку картошки фри.
– Ехать в Макдональдс?
– Да хоть на Мадагаскар, – рявкнул майор, о чем тут же пожалел.
Что ты делала на Луне? Что ты делала с чужими кроликами?..
Мама будет волноваться. Она будет стоять у калитки, подперев руки в бока, на ней будет фартук. Он пахнет ванильным бисквитом. И ты пойдешь на запах…
От теня пахнет шоколадом. Кролики пляшут перед глазами, играют в салочки, задирают друг друга. Глупые, глупые кролики. Ты протягиваешь ладони, пытаясь схватить их за короткие хвосты-обрубки, но всё тщетно. Нужно сделать это, пока время не ушло безвозвратно, пока мама еще ждет тебя у калитки.
Девочка шептала что-то, пока маленькая ложбинка над верхней губой снова и снова покрывалась испариной. Мужчина нагнулся над ней, чтобы разобрать хотя бы слово. Но она была такой маленькой, совсем крошечной. Говорить-то толком и не научилась. А сказать что-то в бреду и подавно.
Читать дальше