Олег Рой - Дважды два выстрела

После такой постановки вопроса думать стало немного легче. Этот выбор был очевиден: Баклушину верить нельзя ни в коем случае, а Морозову… На этом мысли спотыкались. Не стал бы Баклушин катить на Халыча бочку, не имея очень веских аргументов в кармане. Ну или в сейфе, без разницы.

Баклушин, конечно, ради карьеры мать родную продаст, но в то же время… в то же время — рисковать, копая на пустом месте, он уж точно не станет, он не дурак. Значит, то, что у него есть против Халыча — оно есть, оно не выдумка. А если так, значит Арина ничего, ничегошеньки не знает о Морозове — и никогда не знала. Видела то, что хотела видеть — блестящего преподавателя, шутника, умницу и практически рыцаря на белом коне. А на самом деле…

Запах гари меж тем куда-то пропал. Померещился, значит. Ну у тебя, Вершина, и нервы, фыркнула Арина. Прямо нежная фиалка, а не опытный следственный работник. Включи мозг! Глупо рассуждать о том, прав ли Баклушин в своих против Халыча подозрениях. Надо просто понять, что из подозрений подкрепляется фактами, а что — не очень. И для начала — изучить эти самые факты попристальнее.

Значит, говорите, Баклушин полагает, что Морозов… ну тогда…

Арина быстро, уверенно рассортировала шубинские папки на две стопки. Слева — те четыре, что сам покойный опер расставил в хронологическом порядке, справа — три «россыпью», в которых Шубин, похоже, был менее уверен.

Поколебавшись слегка, вытащила из левой стопки одну, водрузила перед собой. Полюбовавшись: три дела слева, три справа, одно посередине — вернула папку на место, сдвинула весь «пасьянс» к краю стола. Выудила из глубин нижнего ящика стола несколько листов, покрытых почти нечитаемыми, слегка напоминающими стенографические знаки, каракулями — ее собственные выписки из еще трех дел, более ранних. Арина сделала их почти сразу после первого разговора с Надеждой Константиновной, подсказавшей, что пожар в бане мог запылать на почве прошлых грехов отмороженной троицы.

Да, несколько изнасилований — все в присутствии малолетних детей — ни одно не дошло до суда: опознания вдруг оказывались «недостоверными», свидетели и даже потерпевшие замолкали, как… Как — кто? Купленные? Запуганные?

Правильно «Крупская» сказала, кто таких уродов завалил, того не сажать, а награждать надо — за то, что правосудие от расходов избавили. Но сказать-то она сказала, однако вряд ли сама когда-нибудь кинулась бы вершить справедливость собственноручно. Ибо закон есть закон. А справедливость у каждого своя личная. И завести она может очень далеко. Если потасканный любитель юных мальчиков или сгоревшие в бане отморозки вполне заслуживали своей участи, то вот убийство старого антиквара — это была уже совсем другая история. Тем более — убийство священника.

Да, четыре дела, с которых Шубин начинал свое частное следствие, и три, добавленных позже — очень, очень отличаются.

В дверь кто-то торкнулся, замолотил:

— Вершина! Ты чего заперлась? Спишь, что ли?

Ева ворвалась в Аринин кабинет, подозрительно его оглядывая: не прячутся ли под столом неучтенные любовники или хотя бы пустые бутылки. Если бы прятались, с усмешкой подумала Арина, никому ведь не сказала бы, информация в голове Евы в гораздо большей безопасности, чем в сейфе. Но вот такая она — непременно нужно быть в курсе всего происходящего.

Убедившись в отсутствии следов пьянства и прочего разврата, завканцелярией разочарованно вздохнула, но тут же опять прищурилась подозрительно:

— Ты тут ревела, что ли?

— С какой стати? — старательно, почти достоверно фыркнула Арина.

— И чего тогда сидишь?

Арине стало по-настоящему смешно.

— Ев, ничего, что я тут работаю?

— Рабо-отает она, — протянула Ева. — Ночь на дворе, с молодыми людьми гулять надо, а она, видите ли, рабо-отает! Ненормальная.

— Ну так ты тоже еще не ушла…

— Да считай, ушла. Слушай, может, тебе чаю сделать? Ты и с утра была зеленая, а сейчас вообще ужас.

Но Арина яростно замотала головой:

— Спасибо, Ев, не надо, пойду я.

— Ой, я ж чего зашла-то! — воскликнула вдруг Ева. — На! Твой? — она протягивала Арине телефон.

— Мой, — кивнула та. — А…

— Ты его в приемной забыла. А может, еще где обронила. А кто-то подобрал и мне на стол положил — чтоб я нашла, чей. А чего искать, что я, твой телефон не знаю? — Ева легонько щелкнула по серебристо-синему корпусу, украшенного сзади наклейкой с черепом, костями и надписью «не влезай — убьет».

По дороге домой Арина завернула к шубинскому дому.