Олег Рой - Оправдание невиновных

Мужская рука, о да. Главное — надежная… В голове заворочалось непрошенное воспоминание — тяжелое, как притаившийся под корягой сом. Темный, тяжелый, скользкий. Сом растянул в ухмылке толстые, похожие на гигантских червяков губы и прошипел издевательски: «Крас-савец мущ-щина! Помниш-шь?» Обаятельный помощник адвоката с красивым именем Эрик тоже протягивал эту самую «руку». Тьфу, пакость какая!

Арина поспешно затолкала сома обратно под корягу. Ну да, противно чувствовать себя дурой. Но что ж теперь, в корыстности всех подряд подозревать? И мельком подумала: хорошо, что в кабинете уже темно, Денис мою физиономию как открытую книгу читает, а сейчас на ней отражаются совсем не те мысли, которые стоило бы читать.

Как будто отвечая на эти самые мысли, он негромко спросил:

— Свет-то можно зажечь? Или ты специально в темноте сидишь?

— Да с делом одним никак разобраться не могу, — Арина досадливо мотнула головой. — И дела-то никакого нет, официально то есть. А загадка есть. Такой клубок, что голову уже всю сломала. Непонятно, с какой стороны вообще к этой каше подходить, — про Роберта Моисеевича с его машиной и охранником она говорить не стала.

— Я, конечно, в этих твоих головоломках не спец, но вполне могу побыть Ватсоном. Таким, знаешь, туповатым собеседником, который выслушивает проницательного сыщика и подает глупые реплики, от которых эта самая проницательность расцветает все более пышным цветом.

— Звучит заманчиво, — задумчиво протянула Арина. — Только вот уголовно-процессуальный кодекс предусматривает следователя, оперативников, экспертов — и все. Ну гражданских консультантов, случается, привлекают. Музыковедов, музейных работников, аквалангистов даже. Но — никаких Ватсонов.

— То есть ты сомневаешься, позволительно ли вводить в курс дела постороннего, так? — похоже, Денису даже в голову не пришло обидеться на ее скрытность.

— Ну вообще-то… — Арина нахмурилась было, но вдруг хлопнула себя по лбу. — Какая же я тупица! Ведь действительно… сомневалась. Не потому что тебе не доверяю, а…

— Брось! Я ж не совсем дурак…

— Ты-то не дурак, — с облегчением рассмеялась она. — Зато я прямо призовая балда! Вот уж воистину: обжегшись на молоке, дуют на воду, — мелькнувшее было воспоминание об Эрике удалилось не солоно хлебавши. — Балда и есть балда. Было б из-за чего беспокоиться! Сейчас про эти дела даже самому последнему журналюге из самой распрожелтой газетенки можно рассказывать. В смысле — никакой секретности. Следствие закончено, приговоры исполняются, так что всякий, кому интересно, имеет право ознакомиться с обстоятельствами.

— И? — перебил он. — Кандидаты на роль Ватсона принимаются?

Виталик бы, улыбнувшись нежно, поцеловал ее в макушку, сказал, что она умница и, разумеется, во всем разберется, в том нет никаких сомнений, а что у нас нынче на ужин? Эрик наоборот — тянул бы все подробности до донышка. Но сколько ж можно оглядываться на бывшего — быв-ше-го! — мужа, на бывшего — быв-ше-го! — как бы это помягче выразиться, любовничка? Сколько можно вообще оглядываться? Они там, в позавчера, а она, Арина, здесь и сейчас. И Денис — здесь и сейчас. В Ватсоны вот просится.

Она пожала плечами:

— Если тебе интересно…

— Ну… — протянул он, повторив ее жест. — Если б ты ломала голову над турнирной таблицей ближайшего чемпионата по бейсболу, вычисляя шансы и что там еще положено вычислять… я про бейсбол знаю только, что там биты и базы, но — почитал бы, постарался хотя бы с основами ознакомиться. А тут даже и не какой-то там бейсбол, а реальная жизнь, да?

— Вот потому и ломаю голову.

— Ну так одна голова — хорошо, а полторы лучше? За половинку-то моя сойдет? — Денис дурашливо замотал своей «половинкой».

Арине сразу захотелось махнуть рукой на все на свете загадки, обнять, прижаться, закрыть глаза… Но вместо этого она довольно сухо сказала:

— Ладно. Есть четыре убийства… — и вздохнула: убийств-то в списке Шубина было семь, но говорить о трех «морозовских», разумеется, не стоило, они-то никакого отношения к списку, точно не имели, и неважно, что там по этому поводу Шубин думал или не думал. — Четыре убийства, — повторила она, — в которых почему-то, ну или зачем-то признался перед смертью один наш бывший опер.

— Признался? — переспросил Денис. — В каком смысле признался? Его… пытали?

— Пытали? — Арина не сразу поняла, что Денис воспринял «перед смертью» как «перед тем как его убили», и слегка рассердилась на себя: точнее надо быть в формулировках, госпожа следователь, ты-то все материалы наизусть выучила, а Денис слышит эту историю впервые и воспринимает в рамках привычных по кино и телевидению стандартов. — Ох, нет, о чем ты. Он застрелился. И оставил записку: мол, так и так, совершил и так далее.