Элизабет Кей - Седьмая ложь

Иногда она забывала, что к ней должна приехать дочь, несмотря на то что я никогда не отклонялась от заведенного порядка. Каждую субботу с утра я как штык стояла у нее на пороге. С той стороны двери слышалось шарканье шлепанцев по ковру. Потом звякала дверная цепочка. Дверь приоткрывалась на пару дюймов, и мать высовывала в щелочку нос. Она подозрительно сканировала меня взглядом с ног до головы и говорила:

– О… Мы с тобой договаривались на сегодня?

Я начала подозревать ее в злоупотреблении спиртным и потащила к врачу. Пока я объясняла ситуацию, он то и дело кивал, и я была уверена, что он понимает. Я была уверена, что он точно знает причину таких изменений в ее характере, знает ответы, которые мне не удалось найти в Интернете, и назначит лечение, которое положит всему этому конец.

– Менопауза, – произнес он, когда я закончила описывать симптомы, и с авторитетным видом кивнул. – Совершенно определенно менопауза.

На следующее же утро моя мать упала с лестницы. Мне позвонил наш сосед. Он услышал за стеной странный шум и, к счастью, не постеснялся заглянуть в квартиру, воспользовавшись запасным комплектом ключей. Много лет назад, когда мы всей семьей ездили в Корнуолл, ключи дал соседу отец, попросив в наше отсутствие поливать цветы и кормить рыбок.

Когда я примчалась, мать сидела на диване в плотно запахнутом халате и, сжимая в ладонях чашку с остывшим чаем, препиралась с соседом. Тот настойчиво убеждал ее съездить в приемный покой больницы и показаться врачам, просто на всякий случай.

– Ой, вот только ты тоже не начинай, – взвилась она при виде меня. – Я задумалась и случайно оступилась. Я пришла бы в себя через пару минут, но разве наш Мистер Длинный Нос мог удержаться от того, чтобы не сунуться не в свое дело и не заявиться сюда, как будто он здесь живет. И хватило же наглости!

Наш сосед, человек добрый – я лично в ответ на столь вопиющую грубость и неблагодарность была бы далеко не так терпелива и снисходительна, как он, – пообещал, что будет за ней приглядывать. Он сказал, что работает дома, поэтому всегда поблизости. И добавил: стены в доме тонкие, так что он будет включать музыку потише на тот случай, если ей в будущем снова понадобится помощь.

Я немедленно задалась вопросом: сколько же наших скандалов он слышал за прошлые годы?

Еще через пару недель мать упала снова. Сосед услышал грохот и вызвал «скорую». У матери был рассечен лоб в том месте, где она приложилась к перилам. Ничего страшного, заявила она, это пустяк, всего лишь царапина, но сосед настоял, чтобы ее забрали в больницу. Когда через два часа я вбежала в палату, рана еще кровоточила.

Занимавшаяся нами врач, женщина приблизительно моего возраста, нахмурилась, услышав, как я, кивая с умным видом, уверенно заявила:

– Менопауза.

– Вы полагаете, что это менопауза, миссис Бакстер? – спросила она у матери, и та насупилась. – Я не утверждаю, что это не менопауза, – продолжила врач, – но вы лично тоже так считаете?

Мать в ответ вскинула ту бровь, которая не была залита кровью, потом со вздохом покачала головой.

– В таком случае я хотела бы проверить кое-какие свои подозрения. Вы не возражаете?

Мать вновь покачала головой.

Несколько часов спустя ей был поставлен предварительный диагноз «деменция». Она еще несколько месяцев прожила дома в одиночестве, и ее состояние плавно прогрессировало. Но когда шесть месяцев спустя диагноз окончательно подтвердился, она переехала в дом престарелых, где ей был обеспечен уход и присмотр, которые мне, даже живи я с ней под одной крышей, организовать было бы не под силу.

Я опустилась в кресло, пристроив плащ у себя на коленях. Потом раскрыла было рот, чтобы заговорить, но мать сделала предупреждающий жест. Ей необходимо было найти нужную папку, и она отказывалась от моей помощи.

– Ты опоздала, – произнесла она наконец.

– Всего на несколько минут, – отозвалась я, извернувшись, чтобы взглянуть на часы, висевшие у меня над головой.

– Поезд задержался? – спросила она.

Я кивнула.

Моя мать вернулась. Ее взгляд стал теплым и осмысленным. Иногда мне становилось страшно, что она сдалась, что она готова позволить деменции, точно плесени, распространиться по ее мозгу, завладеть ею изнутри и разрушить последние остатки ее личности. Однако в такие дни, как сегодня, у меня появлялась уверенность в том, что она еще борется, сопротивляется всеми доступными ей способами, отказываясь покоряться пустоте, прежде чем это станет неизбежно.