Элизабет Кей - Седьмая ложь

Мы с Марни на пару погоревали, погоревали да и решили, что никогда больше в жизни ни в кого не влюбимся, а вместо этого лучше станем лесбиянками.

Что само по себе любопытно, ты не находишь? Даже тогда мы уже прекрасно понимали: взрослому человеку одной только дружбы мало, категорически недостаточно. Мы знали – с самого раннего подросткового возраста, – что романтическая любовь всегда будет стоять на первом месте.

Не могу сказать тебе, когда именно все изменилось. Много лет – практически целое десятилетие – мы находились в эпицентре жизни друг друга. Мы рассказывали друг другу обо всем без утайки: о мальчиках, а потом и о мужчинах, о свиданиях, а потом и о сексе, об отношениях, а потом и о любви. Но вдруг в какой-то момент между нами произошел небольшой раскол и наша личная жизнь превратилась в нечто такое, что существовало за рамками нашей дружбы. Это была тема, которую мы в наших разговорах обходили молчанием, делясь лишь самыми яркими моментами или новостями, вместо того чтобы, как прежде, проживать все вдвоем.

Наверное, такое положение вещей тоже было моих рук делом. Думаешь, я говорила Марни о своих чувствах, когда влюбилась в Джонатана? О том, как все было в ту нашу первую с ним ночь? Нет, ни словом не обмолвилась.

Вместо этого я бросила ее. Я заехала к Джонатану в гости после работы, и он приготовил мне ужин, а потом обратил мое внимание на обилие свободного места в его квартире, на пустые полки и полупустые ящики и спросил, не хочу ли я их заполнить. Перспектива жизни в этом доме – жизни с Джонатаном – попросту оказалась слишком соблазнительной.

– Я съезжаю, – объявила я Марни с порога в тот же вечер, едва вернувшись домой.

– В самом деле? – рассеянно спросила та. Она сидела на нашем бело-голубом диванчике, водрузив ноги на кофейный столик, и барабанила по клавишам своего новенького ноутбука. Накануне вечером она сняла свой первый видеоролик: ее фирменный рецепт пасты карбонара, который всегда был у меня любимым. – Нет, это просто невозможно, – произнесла она. – Как мне… – Она схватила со стола телефон и принялась раздраженно тыкать большими пальцами в экран.

– Да, к Джонатану, – сказала я.

– И когда же? – поинтересовалась она.

– Завтра, – ответила я.

Марни вскинула голову:

– Что? – Ее брови сошлись на переносице. – Завтра? Но вы же с ним только что познакомились!

– Мы вместе уже три месяца, – возразила я.

– Но это же всего ничего!

– Для меня это вполне себе срок, – пожала плечами я.

– Ясно, – произнесла Марни тихо. – Ты точно все решила? – Она закрыла свой ноутбук. – Завтра – и точка?

Я кивнула.

Сейчас, оглядываясь назад, было бы очень просто осудить себя за чрезмерную поспешность и излишнее рвение, но правда заключается в том, что я и теперь поступила бы точно так же.

Марни помогла мне собрать сумки и подарила комплект острых ножей, кастрюлю размером с котел и красный набор посуды.

– Тебе придется освоить плиту, – сказала она. – Нельзя же питаться одной консервированной фасолью и тостами.

– Я буду ходить питаться к тебе, – пошутила я.

– Очень на это надеюсь, – вздохнула она. – Для кого же я стану готовить, если тебя не будет?

Тогда я подумала: Марни, наверное, не отнеслась к моему заявлению серьезно, в глубине души полагая, что подруга вернется через пару недель. Но сейчас я в этом совсем не уверена. Думаю, она понимала, что для меня это следующий жизненный этап, начало чего-то нового.

Я смотрела, как Марни заворачивает в старую газету набор красных керамических горшочков для запекания, которые – у меня не было ни малейшего сомнения – я никогда не буду использовать. Она со вздохом отставила их в сторону.

– Ты уверена, что не слишком торопишься? – спросила она. – Ты же знаешь, я считаю, что он отличный парень, и этот вопрос правда продиктован беспокойством за тебя, а не за себя, но… все-таки это очень быстро. Ты уверена, ты точно-точно уверена?

– Да, – ответила я, и это была правда.

– Я буду скучать, – сказала она.

– Знаю, – отозвалась я. – Я тоже.

Я подумала обо всех тех мелочах, по которым буду скучать: о ее разноцветных носках, сохнущих на батарее, лакомствах ее изготовления, заботливо убранных в холодильник до моего возвращения, улыбающихся рожицах, нарисованных на запотевшем зеркале в ванной, – и к горлу подступили слезы. Я проглотила их и улыбнулась, а Марни, взяв меня за руки, крепко их сжала.

Самые первые недели я крутилась как белка в колесе, пытаясь разорваться между ними двумя, чтобы никого не обделить вниманием. Мне не хотелось, чтобы Марни думала, будто я стала любить ее меньше – нет, конечно нет, – но в то же время я мечтала доказать Джонатану, что принадлежу ему целиком и полностью. Когда всего через несколько недель Марни в слезах позвонила посреди ночи и сказала, что у нее умерла бабушка, я впопыхах оделась, выскочила на улицу, поймала такси и минут через двадцать уже была в нашей старой квартире. Думаю, после этого Марни поняла, что в случае необходимости я примчусь к ней по первому же зову, как прежде.