Хейди Перкс - Вернись ради меня

Джилл пыталась объяснить это тем, что они живут рядом с пабом и отцу приходится выпивать, когда предлагают, но мне казалось, что вся семья только выиграла бы, получи Боб другую работу. Правда, я не представляла, к чему еще мог бы быть пригоден Боб Тейлор.

Джилл не всегда заступалась за отца. Я знала, она не любила его и лишь чувство вины не позволяло ей высказываться об этом вслух. Два раза я видела у нее на руках синяки и однажды, не подумав, коснулась фиолетового пятна, отчего Джилл вздрогнула.

– Прости! Тебе больно? – спросила я. – Откуда он взялся?

Джилл быстро опустила рукав и перевела тему, но я не сдавалась.

– Расскажи, что случилось, Джилл, – настаивала я. – Мы же лучшие подруги, помнишь?

Я перевернула руку ладонью вверх и показала шрам на среднем пальце, пораненном еще год назад. Джилл тогда в ответ порезала свой, и мы прижались кровоточащими ранками, произнеся клятву «кровных сестер». Идею мы взяли из фильма, однако побоялись резать себе запястья, как это сделали героини в фильме.

– Лучшие подруги, – кивнула Джилл и снова прижала палец к моему. – Отец не хотел этого делать, он просто слишком сильно схватил меня, когда рассердился. Но он извинился и пообещал, что этого больше не повторится. А потом он… заплакал. В конце концов я сказала ему, что это пустяки.

Меня передернуло от того, что такой человек, как Боб, может раскиснуть до слез.

– Ты расскажешь маме? – спросила я.

– Папа просил не делать этого, она расстроится. И ты тоже не должна никому говорить. Держи это в секрете! Поклянись клятвой кровной сестры!

– Клянусь, – буркнула я, убирая палец.

Мне была ненавистна мысль что-то скрывать от моей мамы, меня возмущал отец Джилл, но клятва кровной сестры означала, что придется держать слово.

Впрочем, Боб обещания не сдержал, и к концу лета я тоже посчитала себя свободной от клятвы и рассказала своей маме о том, что происходит. Не знаю, что она потом сделала, однако вскоре после этого мы уехали с острова.

С замирающим сердцем я ступаю на усыпанную гравием аллею, ведущую к пабу. Переросшие, вытянувшиеся растения чахнут по обе стороны дорожки. Подойдя ближе, я отмечаю, каким нелюбимым, заброшенным выглядит дом. Облупившаяся краска на подоконнике сворачивается стружками: стоит слегка потянуть, и можно будет сорвать ее всю.

Я стучу в боковую дверь, и мое сердце колотится, отзываясь на каждый удар. Через несколько мгновений я вижу, как за затемненным стеклом движется фигура; три засова с лязгом отодвигаются, дверь медленно открывается, и тень Руфи Тейлор появляется на пороге. Вокруг желтоватых глаз залегли темные круги, седые волосы подстрижены в ровное каре.

– Я больше не желаю говорить с прессой, – произносит она с хмурым видом, отчего вокруг ее печальных глаз собираются морщинки, однако она не делает попытки закрыть дверь. Мне кажется, что Руфь Тейлор даже не прочь с кем-то поговорить. Она пристально вглядывается в меня, стараясь вспомнить, и я вижу, что она узнает меня.

– Я Стелла, – улыбаюсь я.

– Боже мой! – Руфь зажимает рот ладонью. Хмурость исчезает с ее лица без следа. – Я столько лет тебя не видела!

– Простите, что я пришла без предупреждения. Надеюсь, вы не против моего визита. – И я осторожно добавляю, наблюдая за выражением ее лица: – Я только вчера узнала о Джилл.

Лицо миссис Тейлор вытягивается, но она открывает дверь шире и отступает, пропуская меня в большую комнату, смежную с пабом. Здесь мало что изменилось: на стене над камином появился большой плоский телевизор, однако у кухни все тот же стиль восьмидесятых, с барными стульями из красной кожи и красно-белым кафельным «фартуком». Мне вспоминается дом Энни: удивительно, как жители острова будто застыли во времени.

Руфь опускается в кресло, и я, не зная, что еще делать, тоже сажусь.

– Боба здесь нет, – говорит миссис Тейлор.

– Это хорошо, – не подумав, брякаю я. – То есть я хотела сказать… – Руфь останавливает меня жестом руки. – Мне так жаль, что Джилл… Это огромное потрясение. Надеюсь, вы не против, что я пришла.

Ее глаза затуманиваются, будто подернувшись пленкой, а пальцы теребят край бумажной салфетки под вазой для фруктов. Когда Руфь оставляет салфетки в покое, ее пальцы по-прежнему заметно дрожат.

– Когда это случилось, я была потрясена. Все произошло очень быстро.

Я будто услышала голос Энни Уэбб. Миссис Тейлор почти дословно повторила ее слова.

– Ей было трудно дышать, она говорила, что у нее болит в груди. – Руки женщины сжимаются в кулаки, и я невольно задерживаю на них взгляд. – Местный доктор ничем не помог, и мы отвезли Джилл в больницу на материк. Там ей предложили обследование. Мне так хотелось побыть с ней, – бормочет она, глядя сквозь меня, словно пойманная в ловушку своего воспоминания. – У нее развилась острая сердечная недостаточность, – заученно произносит Руфь. Весь ее рассказ звучит как хорошо вытверженная роль.