Минка Кент - Девушки из хижины [litres]

Петтигрю выгибает левую бровь.

– Честно? Чем скорее, тем лучше. И я с радостью помогу вам в этом разговоре.

– Мне хотелось бы самой рассказать Иви, – говорю я, посматривая то на доктора, то на мужа. – Ведь все это случилось из-за меня.

Говорить про это труднее, чем думать. Когда произносишь такое вслух, слова звучат весомее, выразительнее. У меня пока не было времени подумать, осмыслить свою вину, подготовиться к тому, что чувство вины будет возвращаться, накатывать по мере того, как я буду ближе узнавать свою дочь. Все, что мне остается, – пройти этот путь, опираясь на мужа, когда будет слишком трудно.

– Но ты не виновата, Ник. – Брант протягивает руку через стол, накрывает мою ладонь. – Ты была больна. Тебе не нужно винить себя.

– Сказать легче, чем сделать, – возражаю я.

Тепло его руки и безмятежный взгляд зеленых глаз, предлагающих мне успокоиться, напоминают, что я виновата не только перед Ханной.

Я не должна была сомневаться в нем. Как же я могла ожидать худшего от человека, любящего меня больше всего на свете?

Обязательно скажу ему про это и весь остаток жизни посвящу тому, чтобы загладить свою вину. Но сейчас главное не это.

– Значит, нам нужно просто войти… или как-то по-особенному подготовиться? – спрашивает Брант.

Доктор поджимает губы, обдумывая этот вопрос.

– Будьте максимально откровенны, но не ставьте себя в неловкое положение. Говорите от сердца. Способа рассказать ей легко и просто не существует, но поскольку вы ее биологические родители, а в скором времени – и представители всех ее интересов, очень важно, чтобы она поняла, что произошло и почему она будет жить с вами.

Поднявшись со стула, одергиваю блузку.

– Готов? – спрашиваю у Бранта.

Он встает, кивает.

– Хотите, чтобы я присоединилась к вам? – интересуется доктор.

– Нет, наверное, – отвечаю я. – Но спасибо.

Петтигрю склоняет голову, а мы с мужем встречаемся на другом конце стола, беремся за руки и направляемся в другой конец коридора, негромко стучим в дверь и входим в палату Иви.

На кровати рядом с ней лежит Рен. Девочки смотрят мультики и смеются.

– Рен, ты не могла бы на минутку оставить нас с Иви? – спрашивает Брант, откашлявшись.

Рен садится, поправляет волосы, потом выходит и закрывает дверь.

Улыбка на лице Иви гаснет. Она приподнимается, смотрит на нас.

Поставив стулья по разные стороны кровати, мы усаживаемся. Брант кивает мне, и я, стараясь не думать о том, как горят уши, собираюсь с мыслями.

– Иви, ты знаешь, кто мы?

– Вы – Брант и Николетта, – отвечает она. – Вы помогаете Рен.

– Правильно, но это не все, – говорю я. – Когда ты завтра отсюда выйдешь, то отправишься вместе с Рен в наш дом… и он станет твоим домом.

Она сводит светлые бровки.

– Я не понимаю.

– Твоя мама, – объясняю я. – Та, что вырастила тебя, – она не та, за кого себя выдавала.

– Что? – спрашивает девочка.

– Она вас украла. Всех трех, – тихо говорю я. – Ты понимаешь, что это значит?

Иви качает головой.

– Вы не ее дети. Она похитила вас у ваших матерей и вырастила как своих собственных. – Мне так хочется обнять дочку, погладить тонкие светлые волосики, откинуть их с изумительных зеленых глаз, взять ее ладошки в свои. Всему свое время, напоминаю себе. – На самом деле все немного сложнее, и как-нибудь на днях мы с тобой сядем, и я отвечу на любые вопросы. Расскажу все, что тебе захочется узнать. Но главное, Иви… Она украла тебя у меня, когда тебе было всего пять дней от роду.

Именно так это квалифицировала полиция – похищение ребенка, потому что я была физически и психически нездорова, а значит, не могла сознательно отдать свое дитя.

Взгляд Иви возвращается к мультику на экране.

– Где Мама? – спрашивает она через секунду. Наверное, ей требуется больше времени для осмысления услышанного. Возможно, понадобится вмешательство доктора Петтигрю, постепенное погружение в новую реальность. Предстоит долгий путь, но, глядя в чудные зеленые глаза своей дочери, я полна надежд.

Чудеса случаются каждый день.

И прямо сейчас я смотрю на одно из них.

– Мне очень жаль, милая, – говорю я, подавляя желание взять ее за руку. – В лесу она получила очень сильные повреждения, и ее… больше с нами нет.

Мгновение Иви сидит спокойно, потом у нее начинают дрожать губы, и она поворачивается ко мне:

– Она умерла?

– Да, милая. Мне очень жаль.

Дочь принимается рыдать по единственной женщине, которую она считала матерью, и я не могу сдержаться. Пересаживаюсь на кровать, обнимаю Иви, и она плачет у меня на груди, упираясь макушкой в подбородок.